Глеб Чубинский - Сеть паладинов

— Почему? — горячо спросила она. — Вы уже знаете, где Илья?

— Нет, пока не знаю.

— Тогда почему мы не можем обратиться к Мендересу?

И женщина, и этот бессмысленный спор, и все эти нескончаемые разговоры о мальчишке изрядно утомили венецианца. Он досадовал, что вступил в разговор.

— Давайте сначала причалим, — уклончиво пробормотал он и отвернулся.

Эта женщина, охваченная только одной единственной мыслью — конечно, надо отдать ей должное, — стойко и мужественно перенесла все лишения долгого морского путешествия. Но в ней была та неприятная одержимость и навязчивость, которую он встречал много лет назад в паломницах, стремившихся во что бы то ни стало попасть в Святую землю. Она, вероятно, тронулась умом, подумал венецианец.

Корабль вошёл в порто ди Спалатро — удобную гавань, подходящую прямо к стенам города-дворца. Кругом на пристани стояли палатки торговцев — греков, славян, турок, албанцев.

Пришвартовавшись, они сошли на берег. Елена порывалась немедленно отправиться на поиски купца, но венецианец твёрдо заявил, что сначала необходимо устроиться с жильём и осмотреться. Переговорив с каким-то человеком в длинном халате, он пошёл за ним, распорядившись всем остальным двигаться в город.

Слуги венецианца посадили Елену и служанку Хафизу в носилки, окружили их плотным кольцом и быстро унесли с пристани, заполненной толпой, с любопытством разглядывавшей вновь приплывших.

Войдя в город, они попали в запутанный тёмный лабиринт узеньких улочек, соединённых узелками крошечных тесных площадей. Повсюду торчали арки развалин, создавая тень, нависали вторые этажи с окнами, забранными решётками. Высокие аркады дворца за века обросли стенами домов, которые стали его частями.

Они устроились неподалёку от рыночной площади как раз в таком небольшом домишке, прилепившемся к обломку древней дворцовой стены. Обрубок древней колонны почти прислонился к чердаку здания, находясь от него в метре-полутора.

Бедная женщина, едва ступив на твёрдую землю, пришла в такое возбуждение, что не могла усидеть ни минуты. Она отказалась от трапезы, требуя немедленно начать поиски сына. Вернулся венецианец, молча и мрачно слушал её, задаваясь вопросом, уж не спятит ли она окончательно, когда достигнет своей цели. Потом объяснил ей план их поисков.

— Здесь на многие городки и селения имеется всего один православный монастырь. На острове. В нём живут мальчики-послушники, и среди них наверняка находится ваш сын. На остров надо плыть. Если на рассвете мы двинемся отсюда, то приплывём на остров ещё до вечера. Если вы сию же минуту не замолчите, то я прикажу запереть вас наверху в чулане. И мы уплывём на остров без вас!

С этими словами венецианец ушёл к себе и хлопнул дверью.

Его слова ненадолго привели Елену в чувство. Она сникла и поднялась в свои комнаты, которые занимала вместе с Хафизой. Это была первая её размолвка с венецианцем, который всё путешествие вёл себя с подчёркнутой, как она говорила про себя, европейской вежливостью, ничем не напоминая ей, что она бывшая невольница.

Елена улеглась, дожидаясь утра. Ей то грезилось, что её сын смертельно болен, то она представляла, как он, должно быть, изменился за то время, что она не видела его. А с тех пор минул почти год. Она все пыталась представить его себе выросшим, окрепшим, изменившимся. И не могла. Она видела его таким же, как в последний раз, когда Еросолино уводил его. Щуплый, как маленькая обезьянка, черноволосый мальчишка с испуганными огромными глазищами.

Утром они пришли на пристань. Венецианец взял с собой только двух слуг и Елену. Сев в довольно крупную лодку с гребцами и хозяином, они отплыли из Спалато. Всё море было покрыто множеством островов. Они плыли словно по большим каналам от острова к острову и поздно после полудня наконец появился их остров. Большой, с крупным городом и гаванью, в которой было много торговых судов и ещё больше военных галер. Их лодка причалила в стороне от главной гавани. После этого, наняв телегу и лошадей, они ещё долго поднимались вглубь острова, пока, наконец, не оказались на окраине селения перед стенами монастыря.

Здесь всадники спешились, а Елена слезла с телеги. Она и венецианец остановились перед запертыми воротами и постучались. Открылось оконце. Елена сказала по-гречески, как научил её спутник. Тогда открылась калитка. На пороге перед ними вырос калуджер [100]в чёрной рясе, в высокой шапке на голове и с длинной бородой. Елена просила его отвести их к настоятелю, объяснив, что пришла за сыном.

Она говорила по-гречески. Венецианец также владел этим языком, но предпочёл, чтобы переговоры вела Елена. Калуджер с удивлением оглядел гостей и жестом велел следовать за ним. Они прошли небольшой ухоженный дворик. Монах провёл их в приёмную галерею, открытую, но с крышей. За галереей начинался сад. Здесь калуджер оставил их и отправился сообщить настоятелю. Венецианец с любопытством оглядывал чуждую ему обстановку.

Вышел настоятель, дородный, высокий, бородатый монах с крупной головой, ещё вовсе не старый. Елена преклонила колени, и он дал ей поцеловать свою руку. Венецианец, отступив, лишь холодно поклонился. Иеромонах предложил всем сесть на одну из скамей, стоявших по периметру галереи, и, не перебивая, выслушал просьбу. Время от времени он степенно кивал, украдкой изучая женщину, говорившую с резкой взволнованной жестикуляцией и быстрой речью, и её спутника.

И чем больше настоятель слушал их, тем недоверчивее и подозрительнее становился его взгляд. Потом он, говоря немного нараспев, стал обстоятельно расспрашивать женщину, кто она, откуда и как здесь очутилась. Елена что-то объясняла, ничего не могла сказать наверняка, только путалась, пока не смешалась окончательно. А монах всё кивал и кивал, не споря и не перебивая.

— Мне жаль, госпожа. В этой обители для вас никого нет, — наконец подытожил он красивым низким голосом и поднялся со скамьи.

Елена в отчаянии поглядела на своего спутника. Пришлось выкручиваться венецианцу, который стал убеждать монаха, что Елена — знатная дама из Венеции, гречанка, замужем за купцом, и что они потеряли сына, которого, как она подозревает, отдали в монастырь без её ведома, словом, принялся повторять эту придуманную наспех легенду, которую они сочинили и выучили по дороге на остров. Но настоятель становился всё подозрительнее и только качал головой, не желая ни слушать их, ни менять своего решения.

Потеряв терпение, венецианец повысил тон.

— Но нам известно, святой отец, что в вашем монастыре есть мальчики-послушники!

Монах сверлил их взглядом. На мясистом лице выступил пот. Он пожал крупными плечами. Он не мог лгать, следуя святой и праведной жизни, но не собирался уступать этим подозрительным незнакомцам.