Владимир Соболь - Воздаяние храбрости

«Слава богу, – думал Орлов, – что прошел праздник в общем-то тихо. Расслабились служивые без особенных происшествий. Случалось, конечно, и то, и другое, и третье, но ничего такого, что нельзя было бы уладить дополнительными дачами: деньгами или вещами, нужными в бедном хозяйстве». Сам он не пил, но понимал, каково сейчас приходится и Изотову, и другим воинам сорок второго егерского.

– Ну, если не бабу, – продолжал неугомонный Изотов, – то хотя бы вина. Слышь, унтер, знаю же, есть у тебя в мешке фляжка заветная. Налей стаканчик.

– Налил бы я тебе, Осип, – степенно ответил Орлов, чувствуя, что молчать далее становится невозможным. – Налил бы от всей души и тебе, и прочим. Но по такой жарище, мил-человек, пьяный ты немного утопаешь.

– А куда тащиться-то нам, Орлов?! В наряд? Так развод давно уже прокричали. И мы сегодня свободные.

Орлов помотал головой.

– Сегодня, Осип, все занятые. Сегодня мы выступаем. Все роты и насовсем. Будем подниматься к Шуше, потому как персов сюда ломит сила неодолимая.

– Это ты думаешь, Орлов, или знаешь? – спросил Изотов, выдержав паузу.

Орлов также помолчал и ответил:

– Это я знаю. А думаю, что уходить надо было еще вчера. Да ведь вас, суматошников, было никак не собрать.

И на самом деле приказ полкового командира Реута подполковник Назимка получил еще более суток назад. Но узнал, что его батальону предстоит марш на Шушу, уже спустя три часа после раздачи жалованья. И свернуть, унять солдатский разгул не мог никакими доступными ему силами. Пришлось ждать и ночь, и день, и еще ночь, пока дисциплина в батальоне не восстановится сама собой. Просто потому, что иссякнут возможности и средства к неисполнению. «Не отдавай приказ, который не будет исполнен», – такую командирскую мудрость Назимка впитал за десятилетия офицерской службы. «Ничего, – уговаривал он себя, – сутки солдат отбушует, зато потом, на марше, будет ему что вспомнить…» Он знал, что война началась, слышал, что Тифлисский полк отходит под натиском полчищ сардаря Эриванского; он знал также, что и Аббас-Мирза с армией пересек Аракс и движется к Карабаху. Но он рассчитывал, что ему хватит времени пройти шестьдесят верст, что отделяли его от Шуши, точнее, от Чинахчи, имения генерала князя Мадатова, где и стоял со своим штабом Реут. «Шестьдесят верст, – рассуждал он, – Ширванский полк одолел бы их даже без ночного привала. Ну, мы проскочим за два перехода. Успеем!..» Он ошибался.

Батальон был на марше три с лишним часа, когда показались первые разъезды противника. Роты одолели ущелье, начали выходить на открытую местность, и тут из-за уступа скалы выскочили десятка два конных. Поручик Богданов, что командовал авангардом, приказал взводу остановиться и взять ружья к плечу. Всадники, увидев, что пехотинцы готовы к сражению, не решились приблизиться и лишь гарцевали в отдалении, визжа и красуясь друг перед другом своим молодечеством. Кто успевал промчаться на седле стоя, кто, напротив, свешивался вниз и держался под брюхом скачущего коня, а кто-то спрыгивал на землю и бежал рядом с лошадью, а после, улучив момент, все так же держась за луку, одним махом взлетал обратно.

– И не жарко ведь им, дьяволам, эдак беситься, – буркнул Изотов.

Мундир его на спине пропотел уже так, что он беспокоился всерьез: не отсыреют ли вещи в мешке. Солнце уже поднялось почти к зениту и палило отчаянно, очевидно, перейдя на сторону противника.

– Э-эх, как выделывается! – восторженно ахнул молодой Алексей. – Стрельнуть бы его на скаку, вот смеху было бы, как покатится.

– Я тебе стрельну , губастый! – обрушился на него Изотов, довольный хотя бы тем, что есть на ком сорвать раздражение. – Лопнешь , да промахнешься. А он уже с шашкой у тебя на плечах. Запомни, пока у тебя есть пуля в стволе, ты хозяин. Они не знают, кому пуля достанется, и даже пятеро тебя опасутся. Увижу, что выстрелил без команды, сам голову тебе оторву!

Орлов же, не обращая внимания на перепалку товарищей, озабоченно говорил офицеру:

– Ваше высокородие, неспроста они тут перед нами гарцуют. Что-то, видать, задумали нехристи. Надо бы всех обождать, да карею построить. Колонной уже не выстоим.

Когда роты вышли на плоскость, Богданов прибежал к батальонному и сообщил о разъездах вражеской конницы.

– Неужели персы сюда пробились? – удивился Назимка. – Быть того просто не может.

– Не персы, господин подполковник, – объяснил поручик. – Это татары. Кажется, загорелось ханство.

– Тогда дело плохо, – нахмурился подполковник. – Но что же каре выстраивать против десятка наездников? Они и к колонне не сунутся, думаю…

Но не успел подполковник заговорить, как встревоженно закричали офицеры, стоящие рядом. Все они показывали в разные стороны, где, хорошо уже видные, спускались на равнину группы вооруженных всадников. И очень скоро не десятки, а сотни, тысячи конных заполонили пространство вокруг егерских рот. Но приученные, вымуштрованные солдаты уже выстроили каре, настоящую подвижную крепость. Четыре фаса его ощетинились штыками, а оба орудия поставили в середину с тем расчетом, чтобы они могли вести огонь по наступающей коннице через головы стоящих в рядах. Не каждая регулярная кавалерия рискнет атаковать пехоту, изготовившуюся к защите. А татарские всадники, был уверен подполковник Назимка, и подавно побоятся лезть на штыки и пули.

Опасность заключалась в другом – вившиеся вокруг джигиты могли ужалить в любой момент, а потому скорость продвижения замедлилась раза в два. Егеря шли сторожко, неся ружья в положении «на руку», останавливаясь едва ли не каждые четверть часа, разворачиваясь, готовые встретить несущуюся бешеным аллюром конницу. Но татары, визжа и потрясая шашками, вдруг сворачивали в сторону, не рискуя переходить невидимую черту. Тех же, кого разогнавшийся конь или собственная удаль увлекала чересчур близко к русской пехоте, встречал залп одного плутонга. Десятка полутора выстрелов было достаточно, чтобы охладить самых ярых и выбить из седел особенно несчастливых.

Так продолжалось около часа. Батальон продвигался вперед, медленно, с остановками, но все-таки отвоевывал версту за верстой голой каменистой равнины. Назимка ехал верхом в центре каре, чуть опережая упряжку, тащившую первое орудие. Конные толпы, вившиеся вокруг квадрата, выстроенного егерями, его не смущали. Восемь сотен русских солдат составляли такую силу, с которой можно было пройти насквозь весь Карабах. А им нужно было только одолеть еще верст пятнадцать на плоскости, спуститься к речке Ах-Кара-Чай. На другом берегу речушки, он знал наверное, начнется лесистый склон, куда конница за ними идти побоится. Его же егеря уже дрались в горах и с акушинцами, и с чеченцами, умели двигаться меж деревьев и «веревками», и двойками, не терялись, оставшись и в одиночестве. Главным противником своим подполковник Назимка считал солнце, что жарило сверху совершенно безжалостно, не опасаясь ни пуль русских, ни штыков, ни картечи, ни ядер. А в союзниках у светила, батальонный чувствовал это сам, были последствия суточного загула. Назимка расстегнул ворот, достал из кармана скомканный, нечистый платок и наскоро обтер лицо, затылок и шею. Сколько им еще оставалось ползти такой черепахой – часа полтора, два? А там вода, быстрая, ледяная, а за ней спасительная тень дикой чащи. Продержимся и успеем, решил он.