Владимир Соболь - Воздаяние храбрости

– Пусть подходят, – проронил Клюгенау.

Аббас-Мирза наклонился вперед. Спокойная уверенная приветливость, с которой он встретил русского парламентера, слегка поколебалась, словно бы съехала набекрень, как плохо закрепленные тюрбан или чалма.

– У меня шестьдесят тысяч войска против ваших двух. Когда заревет сотня моих орудий, никто и не услышит лепета ваших четырех жалких пушечек.

– О них узнают те, кто попадет под их залпы, – спокойно возразил Клюгенау.

– Я зажгу этот город со всех четырех сторон, – прорычал наследник персидского трона. – И, клянусь Аллахом, не выпущу ни одного человека, пока внутри стен не остынет пепел пожарищ!

– Вы пытаетесь это сделать уже с трех фасов, – ответил ему Клюгенау. – Неужели Ваше высочество думает, что четвертый наш бастион укреплен хуже?

Франц Карлович уже понял, что разговаривать с командующим персидской армией не страшнее и не сложнее, чем стоять с ротой под огнем его топчу и сарбазов. Надо только выдержать первый решительный натиск, а потом можно и осмотреться, поискать слабое место в порядках противника. И оно непременно найдется.

– Вы больше не можете рассчитывать на мою снисходительность! – повысил голос Аббас-Мирза. – Неужели вы думаете, что я буду тратить недели и месяцы, уговаривая сдаться кучку неприятельских воинов?!

«Ach, so? [33]– мелькнуло в голове Клюки. – Во-первых, Ваше высочество, вы все-таки не уверены, что сможете взять Шушу штурмом. А во-вторых, вы очень торопитесь. Следовательно, нам нужно остановиться…» Он оставался недвижен и безмолвен, слушал тираду Аббаса-Мирзы, в которой уже начал различать нотки бессильной ярости.

– Вы ошибаетесь, майор. Вы и полковник Реут, если думаете, что я пришел сюда только ради Шуши. Впереди у меня Гянджа, Тифлис, Кавказские горы, Терек… Я уведомляю вас и вашего командира, что буду подписывать мир только на берегах вашей Москвы-реки.

Клюгенау удержался от смеха, но Аббас-Мирза заметил тень улыбки, скользнувшей под щеточкой усов русского офицера.

– А! Вы еще на что-то надеетесь! Клянусь Аллахом, клянусь чистотой помыслов двенадцати святых имамов, что Ермолов не пришлет вам на помощь ни одного солдата. В Тифлисе все сейчас смотрят на север. Там, в Петербурге, ваш император ведет войну против своего старшего брата. Ваша ошибка, майор, ошибка вашей страны в том, что вы позволяете жить слишком многим претендентам на трон.

О том, что творится сейчас в столице, Клюгенау имел представление самое приблизительное. За последний год он присягнул уже дважды и надеялся, что третьей церемонии в ближайшее время не будет. Большая политика занимала его куда меньше, чем свои непосредственные обязанности. Но он понял, что своим упрямым молчанием добился всего, на что только мог рассчитывать. Теперь понятно, что принц-главнокомандующий торопится и не уверен в собственных силах. Сердить его далее было бы по крайней мере не слишком разумно.

– Ваше высочество, – заговорил Клюгенау, роняя слова одно за другим, словно процеживая нечистую воду. – Вы как генерал, надеюсь, вполне поймете меня. Мы, солдаты, подчиняемся не обстоятельствам, а приказам.

– Ага! – живо подхватил Аббас-Мирза, едва дождавшись окончания перевода. – Конечно же, я понимаю, майор, и высоко ценю вашу стойкость и храбрость. Но если генерал Ермолов прикажет вам оставить Шушу…

– Мы сразу же подчинимся, – ответил Клюгенау, стараясь выглядеть подавленным и угрюмым. – Но это должна быть почетная капитуляция, а не безусловная.

– Конечно же! – радостно подхватил персидский командующий. – Гарнизон Шуши выходит со всеми почестями, знаменами, оружием…

– И орудиями, Ваше высочество.

Заметив, что Аббас-Мирза замялся, Клюгенау сказал с усмешкой:

– Что вам наши четыре шестифунтовки. На пути к Москве вы возьмете в десятки раз больше…

К его удивлению, Аббас-Мирза согласился почти немедленно. Тут же решили установить перемирие сроком на девять дней. Столько, заявил Клюки, потребуется посланцу гарнизона, чтобы пробраться в Тифлис, провести переговоры с Ермоловым и вернуться обратно. Для соблюдений условий соглашения осажденные и осаждающие должны будут обменяться заложниками.

Когда Клюгенау уже поднимался в седло, один из персидских офицеров обратился к нему на почти чистом немецком. Клюки внимательно оглядел незваного собеседника и понял, что перед ним европеец.

– Кемпбелл. Ричард Кемпбелл, – представился тот. – Британец на службе Фетх-Али-шаха.

– Хорошо платят? – спросил Клюки фон Клюгенау, чуть усмехаясь.

– Хотите переметнуться, майор? – ответил Кемпбелл вопросом, также подкрашенным иронической легкостью.

– Я уже выбрал свою сторону, – сухо ответил Клюки.

– Бросьте, майор, – сердечно рассмеялся Кемпбелл. – Мы с вами люди одной профессии. Верно служим тому, кто предлагает условия лучше.

Клюки выпрямился в седле, разбирая поводья.

– Я солдат, а не дворовый пес на цепи. Служу под свое честное слово, а не за конуру и миску с костями. Прощайте. Не скажу, что рад был знакомству.

Он поскакал рысью из лагеря, а Кемпбелл долго смотрел ему вслед, соображая услышанное. Вечером на совете он высказал уверенное предположение, что перемирие – только уловка русских. Они упорные, упрямые люди. Они не будут капитулировать, они только потянут время.

– Зачем? – спросил его Аббас-Мирза, которого очень привлекала возможность взять красавицу Шушу, и бескровно. – Я имею точные сведения, что через неделю русским уже придется резать коней. А их желудки вряд ли смогут переварить эту пищу. Либо они выйдут сами, либо ослабеют от голода так, что мы возьмем их без выстрела. Но и ты прав – их нужно поторопить. Пошлем гонцов к нашему сыну. Пусть он и Амир-хан оставят за спиной Гянджу и пойдут на Тифлис. Ермолов прочтет это послание, и оно покажется ему достаточно убедительным…

Вечером того же дня собрал своих офицеров и Реут. Решено было воспользоваться предложенным перемирием, подлатать стены, поврежденные персидскими ядрами, и смолоть зерно на мельницах Шушакента. Бросили жребий, и заложником к персам выпало отправиться коменданту Карабаха Челяеву. В Тифлис же поехал майор Клюки фон Клюгенау…

Валериан остановил вороного саженях в пятидесяти от берега. Не широкая и, по видимости, не слишком глубокая речка быстро катилась, чуть пенясь и кружась узкими воронками, спешила на север, к Куре, струилась мимо тысяч людей, собравшихся по ее берегам. Сюда, к берегам Шамхора, генерал Мадатов привел небольшой свой отряд. Здесь он встретил авангард персидской армии; здесь, у последнего водного рубежа перед Тифлисом, и должен был решиться ход если не всей войны, то по крайней мере первой ее кампании.