Анатолий Терещенко - Русь – неделимое будущее…

Когда французы вступили в Москву, Наполеон, остановившийся в сентябре 1812 года по адресу Малая Дорогомиловская улица в доме № 47, ждал, что российская столица сдастся. Однако узнал от подчиненных о том, что русские сами подожгли город, чтобы не дать пришельцам спокойной жизни в Первопрестольной. Не поверив таким жестоким вестям, Наполеон направился в Кремль. Но из-за пожаров и дыма ему стало душно. «Русские сами зажигают… — заметил Наполеон. — Какая чрезвычайная решительность… Это скифы!» И он переместился в сторону нынешнего Ленинградского проспекта, в Петровский путевой дворец (здание бывшей Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского. — Авт. ), а оттуда с позором отправился по старой разбитой Смоленской дороге к себе домой, понимая, что воевать дальше бессмысленно, у него нет шансов на победу в России.

Интересная деталь — дом на Малой Дорогомиловской, в котором останавливался Наполеон, был построен в XVIII веке и принадлежал трактирщику, который в самом начале Бородинского сражения вместе с семьей эвакуировался. Кстати, он оставил все вещи в запертом доме. И вот этот дом пережил три войны: 1812, 1914–1918, 1941–1945 годов, две революции 1917 года и Гражданскую войну 1918–1921 годов, сохранился в сталинскую перестройку столицы, только не пережил точечной застройки мэра Москвы Лужкова. В 2004 году дом бесцеремонно снесли мощные бульдозеры.

Сейчас на месте разрушенного исторического дома находится здание фирмы «Трест «Мобильспецстрой», которая, словно символизируя варварство, учиненное мэром, специализируется на разборке и сносе зданий. Автор запомнил этот дом, стоявший на пути, если идти напрямик от «Дома игрушки» до Киевского вокзала.

Смешно и горько! Иваны, не помнящие родства, крушили все и вся в Москве, ради точечной застройки и барышей…

А сколько сожгли, в том числе и исторических домов. Вечером 14 марта 2004 года, после президентских выборов, напротив Кремля до сих пор непонятно как вспыхнуло здание Центрального выставочного зала, известного как Манеж. Когда люди ведут себя безнравственно по отношению к культурно-историческим ценностям, они быстро привыкают к беззаконию.

Однако вернемся в 1812 год, на совет в Филях.

В своем выступлении в прениях князь, генерал-фельдмаршал Барклай-де-Толли поддержал Кутузова:

«Сохранив Москву, Россия не сохраняется от войны, жестокой, разорительной. Но, сберегши армию, еще не уничтожаются надежды Отечества, и война… может продолжаться с удобством: успеют присоединиться в разных местах за Москвой приготовляемые войска».

За то, что Россия — не Москва, высказались Остерман-Толстой, Раевский и Толь. Они признались, прозревши мудростью, что истощенная Бородинским сражением армия не готова к новому столь масштабному сражению.

Кутузову поверили его генералы!

Во время Отечественной войны 1812 года военный корпус французов под командованием генерал-полковника, а потом командира конных егерей Императорской гвардии, вице-короля Италии, пасынка Наполеона, принца Эжена (Евгения) де Богарне, остановился в Саввино-Сторожевской обители близ Звенигорода. Его основал в 1398 году на горе Сторожи преподобный Савва, Звенигородский чудотворец, один из первых учеников преподобного Сергия Радонежского.

И вот случилось чудо — преподобный Савва явился в ночном видении принцу Богарне. Эту притчу автор услышал от краеведа при посещении храма в 1999 году. Так вот, Савва французу промолвил:

— Не вели своему войску расхищать монастырь и особенно выносить что-нибудь из церкви. Если исполнишь мою просьбу, то Бог тебя помилует и ты возвратишься в свое отечество целым и невредимым, а твои потомки подружатся с Россией.

Утром Богарне, поддавшись совету во сне, отправился осмотреть храм и увидел раку с мощами и лик того, кто явился ему ночью. «Он, это он! Как все реально!» — поразился французский военачальник.

— Чей это портрет? — спросил он у монаха.

— Это образ святого Саввы, основателя монастыря, тело которого покоится в гробнице.

Услышав такой ответ, Богарне поклонился мощам святого и исполнил сказанное ему в видении. Потом он опечатал храм и приказал поставить у ворот часовых. Слова ночного Саввы сбылись в точности. Участвуя во всех сражениях при отступлении Наполеона из России, Эжен де Богарне остался невредимым. Его не касались пули, шрапнель, сабли и штыки. Богарне оказался едва ли не единственным из генералов Великой французской армии, вернувшимся с войны без ранений.

Исполнилось и другое пророчество. Через некоторое время сын этого французского генерала — герцог Максимилиан Лехтенбергский приезжал в Москву поклониться святым мощам преподобного Саввы, выполняя предсмертную волю своего отца. Потом Максимилиан сочетался браком с великой княжной Марией Николаевной. Таким образом он вступил в родство с российской императорской семьей. Потомки его стали русскими и, отказавшись от римско-католической церкви, приняли Святое Православие.

Ну как не вспомнить в этой главе слова одного из летописцев войны России с Наполеоном Л. Н. Толстого, сказанные в его бессмертном романе «Война и мир», о дубине народной войны. У россиян она всегда была под рукой.

«Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства… вдруг один из противников, почувствовав себя раненым — поняв, что дело это не шутка… бросил шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею…

Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские…

Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил… дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие».

Нечто подобное случилось и в войне 1941–1945 годов, когда немецкие генералы жаловались Гитлеру, что Советский Союз ведет войну не по правилам конвенций, используя «не шпагу, а дубину» под названием Советская Партизанка. Да, она помогала и помогла Красной армии гвоздить и в конце концов пригвоздить нацистское нашествие.

Первые партизанские отряды были созданы еще до Бородинского сражения. 23 июля, после соединения с Петром Багратионом под Смоленском, Барклай-де-Толли сформировал летучий партизанский отряд из Казанского драгунского, трех донских казачьих и Ставропольского калмыцкого полков под руководством Фердинанда Винцингероде. Это был мобильный отряд, буквально жалящий фланги неприятеля и добывающий у взятых в плен офицеров разведывательную информацию о планах Наполеона.