Андрей Васильченко - Ярославский мятеж

О событиях нескольких дней, когда кольцо вокруг Ярославля сжималось с каждым днем и каждым часом, можно судить на примере судьбы 22-летнего солдата Дмитрия Белова. Как отмечалось позже в приказе о назначении командиром взвода, он «в боях показал себя умелым бойцом». Полвека спустя после ликвидации Ярославского восстания Белов, впрочем, прислал в музей-заповедник свои воспоминания – сто страниц, в которых утверждал: «Во время подавления Ярославского контрреволюционного мятежа командовал ротой…» Куда более важным является описание, с одной стороны, попыток белых вырваться из города через позиции 1-го Ярославского Советского полка, с другой стороны, попыток того же самого полка закрепиться на «белой» стороне Которосли. С 10 июля полком командовал Майоров, бывший командир 1-й роты. В один из дней три роты полка двинулись в наступление на Николо-Мокринские казармы. Менее чем за четверть часа все бойцы 1-й роты перебежали наплавной мост через Которосль и устремились в атаку. Вслед за ними переправились красноармейцы 2-й роты и через выгон тоже продвинулись в сторону казарм. Приблизившись к левому двухэтажному зданию, они закидали его через окна ручными гранатами и после этого ворвались на первый этаж. В одной из статей братья Шевяковы описывали дальнейшие события так: «Заработавший было на верхнем этаже пулемет повстанцев поднявшиеся туда красноармейцы отделения тов. Нефедова также забросали ручными гранатами. Боевой успех сопутствовал и бойцам 1-й и 3-й рот. Солдатам последней выпали особые трудности – они на руках катили 3-дюймовую полевую пушку, меткие выстрелы которой поддерживали атакующую пехоту. На руках же доставлялись с правого берега и снаряды – по два на каждого подносчика боеприпасов». Впрочем, успех был временным, а по этой причине Гузарский сообщал в Москву: «Новое наступление опять не оправдало понесенных потерь. Причины те же, что прошлый раз: малая стойкость некоторых частей, вновь присланных вами из Москвы, отряд снова сборный, следовательно небоеспособный».

Позже, пытаясь найти причины провальных атак на уже обескровленный город, общее командование выдвинуло следующую версию: «Советские войска начинают надевать стальное кольцо на противника, начинается правильная блокада города, которая сразу, конечно, не могла дать блестящих результатов в смысле подавления мятежа, потому что противник все-таки занимал наиболее выгодное положение, находясь под хорошим укрытием, да наши приготовления к окончательному штурму в данное время еще не были закончены, но в смысле группировки наших сил произошли уже яркие изменения, сравнительно с первоначальным положением: наш фронт шел от моста через Волгу, захватывая Ярославский продовольственный магазин, губернскую тюрьму, которая находится на Романовском шоссе и дальше шел уже по Ярославским улицам, крепко зажимая противника в угол; правый же фланг боевого участка занимал все место за Которослью, начиная от Американского моста и кончая тюрьмой и до Волги, станции Урочь и Филино, раньше занятые белыми, были в наших руках, и было восстановлено телеграфное и телефонное сообщение».

Не менее выразительное описание событий последних дней Ярославля давал и комиссар финансов Петровичев: «Несмотря на окружение белогвардейцев в кольцо, замыкавшееся реками Волгой и Которосль, пустырем от реки Которосль и ст. Всполье, прилегающими улицами к ст. Всполье, доходящими до Сенной площади и Загородного вала до реки Волги, они еще не сдавались и на своих позициях, особенно со стороны железной дороги, держались крепко. Белогвардейцам и населению города для воздействия на первых предлагалось неоднократно (эта попытка делалась несколько раз и ранее) прекратить борьбу, во избежание дальнейшего кровопролития, но эта мера, как в предыдущие дни, не имела успеха: они продолжали оказывать сопротивление, иногда даже усиливая пулеметный огонь. Наконец решено было начать обстрел города из более тяжелых 8- или 6-дюймовых орудий. Числа 18 или 19 июля была доставлена шестидюймовая батарея из четырех орудий. Для установки последних требовались сырые кряжи, под руками которых и поблизости не нашлось, пришлось посылать за ними на Которосльную линию. 20 июля утром, наконец, орудия были установлены и начался обстрел тех мест, где, по имеющимся сведениям, были белогвардейцы. Во время установки орудий белогвардейцы, как раненый, но недобитый зверь, собравшись с последними силами, бросается на охотника, выпустили еще несколько снарядов в направлении устанавливаемой батареи, один из которых, я помню, упал поблизости, в шагах 150–200 в крышу барака. Стрельба происходила навесным огнем; ввиду близкого расстояния в снарядах оставляли половину пороха. Сколько было выпущено всех 6-дюймовых снарядов, я точно не знаю, но всего их было у нас не более четырехсот штук. С шестидюймовыми снарядами были два значительных недоразумения: первый присланный вагон оказался со снарядами для морских орудий, второй со снарядами в не вполне готовом виде и только в третий раз прислали годных к употреблению в количестве 400 штук. Шестидюймовые снаряды, видимо, оказали гораздо большее воздействие, чем всякие словесные переговоры».

На 20 июля был назначен новый общий штурм города. Часть запланированного успеха предполагалось развить благодаря внезапному наступлению на «которосльном» участке фронта. Здесь с 1914 по 1918 год ярославский мещанин Александр Шабалин содержал летние лодочные перевозы и зимние плашкоутные, то есть наплавные, мосты через Которосль в Подзеленье и вблизи мельницы Вахрамеева. По этим переправам 20 июля 1918 года штурмовые красные роты перебрались на левый берег. Надо отметить, что на протяжении всех дней восстания на высоком левом берегу Которосли, от Стрелки до Спасского монастыря, держала оборону добровольческая часть Георгиевского кавалера капитана Николая Вологодского. Исследователи отмечали: «Капитан был смел и хладнокровен в бою. Свыше тысячи дней и ночей провел он в окопах Первой мировой войны, был дважды ранен, заслужил не одну боевую награду. Еще в 1912 году сложные жизненные обстоятельства привели выпускника Ярославской духовной семинарии в армейский строй. Начав службу вольноопределяющимся, он закончил ее старшим офицером. Потом была революция и снова служба, теперь уже в Красной армии – командиром 2-й роты в Ярославском советском полку – и одновременно с этим членство в местной тайной офицерской организации с первых дней ее существования – с февраля 1918 года». В первые дни выступления Вологодский принял командование над двумя сотнями белых добровольцев. Свою позицию они заняли прочно: вырыли окопы и блиндажи, устроили проволочные заграждения. В саду перед Демидовским лицеем поставили трехдюймовую пушку. На этом боевом участке было немало пулеметов. Только на вооружении гарнизона Спасского монастыря, насчитывавшего 59 повстанцев, их было десять. Однако к последнему дню восстания на боевом участке Вологодского оставалось не более 30 бойцов. Именно эту горстку мятежников атаковал 20 июля отряд красноармейцев, в состав которого входил интернациональный батальон Яноша Гейгера. Через Которосль они переправлялись у бывшего перевоза Шебалина. На пяти его лодках за один рейс можно было перевезти до ста красных бойцов. Активно интересовавшиеся боями у мельницы Вахромеева братья Шевяковы писали: «К середине лета зеркало воды сжалось до 50 метров. Между береговыми баржами наплавного моста свободной воды было и того меньше – метров 25, но вброд их было не перейти. Пехота накапливалась для броска за многочисленными укрытиями. Берега и отмели Которосли были сплошь загромождены затонувшими и обсохшими судами да длинными штабелями дров. Боевая задача перед ивановцами стояла нелегкая: вначале овладеть мостом и поселком на берегу Которосли, а потом – зданием старой почты (ныне там расположен гарнизонный военный госпиталь), другими редюитами и Спасским монастырем. На оборудование мостовой переправы красноармейцы пустили деревянные постройки со дворов Тропинской улицы».