Жюль Верн - Приключения троих русских и троих англичан. Плавающий город. Священник в 1839 году: [романы]

«Форелопер» остался на вверенном ему посту, а бушмен и сэр Джон вернулись к полковнику Эвересту.

Окружить группу павианов — то был и в самом деле единственный способ захватить виновника. Европейцы разделились на два отряда. Один, в составе Матвея Струкса, Вильяма Эмери, Михаила Цорна и троих матросов, должен был подойти к «форелоперу» и вытянуться в цепочку полукругом вокруг него. Другой отряд, в который входил Мокум, сэр Джон, полковник, Николай Паландер и трое остальных матросов, взял влево от них, так чтобы обогнуть позицию и напасть на обезьян. Следуя рекомендациям бушмена, все продвигались с чрезвычайной осторожностью.

Оружие было наготове, когда они условились, что все будут стрелять в «шакмас», опоясанного лоскутом ткани.

Николай Паландер, рвение которого едва удавалось усмирить, шел рядом с Мокумом. Последний присматривал за ним из опасения, как бы в ярости ученый не сделал какую-нибудь глупость. И действительно, почтенный астроном уже не владел собой. Для него это был вопрос жизни и смерти.

После получаса ходьбы, во время которой делались частые остановки, бушмен решил, что пришло время действовать. Его спутники, расставленные на расстоянии двадцати шагов один от другого, стали тихо двигаться вперед. Не было произнесено ни одного слова, не сделано ни одного случайного движения, не раздавлено ни одной ветки. Можно было подумать, что это отряд краснокожих крадется тропою войны.

Внезапно охотник остановился. Его спутники мгновенно последовали его примеру, положив палец на спусковой крючок ружья.

Стадо «шакмас» было уже хорошо видно. Животные что-то почуяли. Они насторожились. Бабуин, отличавшийся высоким ростом (как раз похититель реестров), подавал явные знаки беспокойства. Николай Паландер признал своего обидчика, этого разбойника с большой дороги. Только, похоже, реестров при нем не было, по крайней мере, их не было видно.

— У него вид настоящего бандита! — прошептал ученый.

Эта большая обезьяна, сильно обеспокоившись, казалось, делала какие-то знаки своим товарищам. Несколько самок с детенышами на плечах сбились в кучу. Самцы стали ходить взад и вперед вокруг них.

Охотники подошли поближе. Каждый увидел грабителя и уже мог прицелиться наверняка. Но тут вдруг Николай Паландер нечаянно выронил свое ружье.

— Проклятье! — вскричал сэр Джон, разрядив в обезьян свой карабин.

Какой эффект! Сразу последовало еще десять выстрелов. Три обезьяны упали замертво на землю. Остальные, совершая колоссальные прыжки, летучей массой промелькнули над головами бушмена и его компаньонов.

На месте остался только один «шакмас» — это и был вор. Вместо того чтобы убежать, он запрыгнул на ствол большой смоковницы, вскарабкался вверх по нему с ловкостью акробата и исчез в ветвях.

— Вот где он спрятал реестры! — воскликнул Мокум, и он не ошибся.

Однако приходилось опасаться, как бы «шакмас» не удрал, перепрыгивая с дерева на дерево. Но Мокум, спокойно прицелившись, выстрелил в него. Раненная в ногу обезьяна скатилась вниз, цепляясь за ветки. В одной руке она держала реестры, которые вынула из дупла дерева.

Увидев это, Николай Паландер подпрыгнул, как горный козел, и накинулся на «шакмас»; завязалась борьба.

И какая борьба! Математика захлестывала ярость. Рычанье Паландера сливалось с лаем обезьяны. Схватка сопровождалась жуткими криками. Они сплелись так, что невозможно было различить, где обезьяна, а где математик. Сейчас никто не мог целиться в «шакмас», чтобы не попасть в астронома.

— Стреляйте! Стреляйте в обоих! — выйдя из себя, закричал Матвей Струкс, и отчаявшийся русский, возможно, сделал бы это, если бы его ружье было заряжено.

Битва продолжалась. Николай Паландер, оказываясь то снизу, то сверху, пытался задушить своего противника. Плечи его были в крови, ибо «шакмас» царапал его своими когтями. Наконец бушмен, стоявший рядом, с топором наготове, улучив удобный момент, ударил обезьяну по голове и сразу убил ее.

Товарищи подняли с земли лишившегося чувств Николая Паландера. Рукою он прижимал к груди оба реестра, которые только что отвоевал. Тушу обезьяны отнесли в лагерь, и вечером за ужином все сотрапезники, включая и ограбленного их коллегу, ели мясо грабителя не только с чувством отмщения и глубокого удовлетворения, не и с большим аппетитом, ибо оно оказалось превосходным.

Раны Николая Паландера были неопасными. Бушмен, занявшийся ими, натер плечи этого достойного человека кое-какими травами, и астроном из Гельсингфорса смог продолжать путь. Паландера сильно возбудил одержанный триумф. Но его эйфория [222] Эйфория — повышенно-радостное настроение. быстро угасла, и он снова превратился в углубленного в себя ученого, который живет лишь в мире цифр. Один реестр ему оставили, но другой из предосторожности велели передать Вильяму Эмери, и тот, кстати, принял его охотно.

Тем временем ученые успешно продолжали триангуляцию, оставалось лишь найти равнину, удобную для постройки базиса.

Первого апреля европейцам пришлось пересекать обширные болота, воды которых распространяли зловоние. Полковник Эверест и его компаньоны старались строить здесь треугольники с большими сторонами, чтобы как можно скорее покинуть эту нездоровую местность. При этом настроение у всех оставалось превосходным, в маленьком отряде царила теплая атмосфера. Михаил Цорн и Вильям Эмери поздравляли друг друга, видя полное согласие, установившееся между их начальниками. Последние, казалось, совсем забыли о международном конфликте, еще недавно разделявшем их.

— Дорогой Вильям, — сказал однажды Михаил Цорн своему другу, — вот если бы по возвращении в Европу мы обнаружили, что между Англией и Россией уже заключен мир и что мы имеем право и там оставаться такими же друзьями, как здесь, в Африке.

— А я уверен в этом, дорогой Михаил, — ответил Вильям Эмери. — Современные войны не могут длиться долго. Одно-два сражения, и подписывается мир. Эта злополучная война началась уже год назад, и я, подобно вам, думаю, что по нашем возвращении в Европу, мир будет уже заключен [223] Крымская война завершилась подписанием Парижского мирного договора 8 (30) марта 1856 года. .

— А каковы ваши планы, Вильям? — спросил Михаил Цорн. — Сразу вернуться в Кейптаун? Но если ваша обсерватория не слишком настаивает на этом, я очень надеюсь, что вы окажете мне честь познакомиться с моей обсерваторией в Киеве!

— Да, друг мой, — ответил Вильям Эмери. — я провожу вас в Европу и не вернусь в Африку, не побывав в России. Когда-нибудь и вы навестите меня в Кейптауне, не правда ли? Вы приедете побродить среди наших прекрасных южных созвездий. Вы увидите, как богато здесь небо и какая это радость — черпать из него, но не сколько ухватит рука, а сколько ухватит глаз! Послушайте, если хотите, я поделюсь с вами звездой Альфа Центавра! [224] Альфа — одна из букв греческого алфавита, которыми, в частности, обозначаются крупные звезды в созвездиях. Центавр — созвездие в Южном полушарии. Среди его звезд (часть которых имеет собственные имена) — Проксима, ближайшая к Солнцу. Обещаю вам не начинать ее наблюдения без вас!