Ольга Елисеева - Белый ворон

Император ласково улыбнулся.

— Ну, раз вы так печётесь о судьбе супруга, то приходите за подписью. Я буду ждать.

Прозрачнее некуда. Лист остался у Лизы, и она поспешно засунула его в рукав. Что делать, графиня не знала. Всю дорогу домой Михаил ворчал на неё в карете, но она почти не слышала его. Что значили раздражённые колкости по сравнению с той угрозой, которая надвинулась на них сейчас? Если она не пойдёт, прошение не будет подписано. Если же пойдёт... Об этом лучше не думать. Муж бесится от одного ухаживания за ней. Но он бесится и от безделья. Что ему важнее? Ведь её падение не будет тайной. В этих тяжёлых мыслях Лиза легла спать, а утром встала мрачнее тучи. Обстановку немного разрядил приезд Бенкендорфа. Он ещё ни разу не был у Воронцовых после возвращения в Петербург. Все трое радовались, болтали про Италию, потом мужчины пошли в кабинет беседовать о своём. Наконец часа через два Александр Христофорыч нашёл её в зимнем саду.

— Ты почему как на иголках? — прямо спросил он. — Плохо себя чувствуешь? Боишься рожать? Глупости. Моя тоже тряслась. А выстрелила младенцем как из пушки. Поверь мне, не все женщины переживают адские боли. Главное, у вас с Мишей всё хорошо. Государь подпишет рескрипт, и вы поедете в Одессу — самый тёплый город в мире. Детям там будет хорошо...

Он осёкся, видя, что Лиза стала ещё мрачнее. Она вынула из кармана бумагу и протянула её гостю.

— Вот прошение. Государь его вернул.

Бенкендорф непонимающе боднул головой.

— То есть как? Я только что говорил с Михаилом. Он полон надежд.

— В том-то и дело, — оборвала его Лиза. — Кто-то питает надежды, а кто-то разрушает их. Его величество жаждет получить бумагу из моих рук. Тебе надо объяснять, что это значит?

У Шурки вырвалось короткое немецкое ругательство, смысла которого графиня не поняла, но, судя по тому, как сам Бенкендорф смутился, оно нелестно характеризовало императора.

— Я всё время спрашиваю у тебя, что мне делать, — невесело усмехнулась Лиза. — В прошлый раз ты дал мне прекрасный совет. Но сейчас...

— Подожди. — Бенкендорф остановил её жестом. — Кое-что, а вернее, кое-кто может нам помочь. Знаешь, у членов императорской фамилии к государю много вопросов. И все скользкие. Я попробую кое с кем поговорить.

— Не надо, — испугалась Лиза. — Зачем позориться?

— Слушай меня. — Бенкендорф проигнорировал её протест. — Ступай туда и жди вместе с прошением. Там увидим. Скандал в благородном семействе тем и хорош, что сору из избы не выносят.

Графиня сомневалась, получится ли у неё выскользнуть из дому. Но всё сложилось исключительно легко. Часа в два пополудни она сказала, что хочет подышать воздухом. Михаил в это время ушёл по делам к старому приятелю князю Меншикову (правнуку светлейшего) с которым затеял на паях создавать компанию «поспешных дилижансов», курсировавших между Петербургом и Москвой всего за сутки. Александра же Васильевна изволила после обеда почивать. Поэтому госпожа Воронцова отправилась из дому в сопровождении кучера и двух берейторов — эскорт вполне приличный.

К половине четвёртого были на месте. Её сиятельство оставила экипаж у ворот парка и шагом пошла по дорожкам, по обе стороны от которых уже были намётаны высоченные сугробы. Она хорошо знала расположение маленьких павильонов и вскоре свернула направо. По пути ей никто не встретился. Резиденция была уже пуста, лишь изредка принимая царских гостей — самых избранных и специально приглашённых. В конце длинной липовой аллеи, непривычно голой по зимнему времени, замаячили пёстрые стенки Берёзового домика. Его построила Мария Фёдоровна ещё в бытность великой княгиней, «чтобы вызвать улыбку на устах супруга». Со стороны он выглядел как поленница дров, а внутри скрывал роскошный альков, похожий на садовую беседку, увитую розами. Александру Павловичу домик с успехом заменял Зеркальную галерею Версаля, по которой Людовик XIV уводил в свою спальню приглянувшихся дам.

Дальше Лиза не пошла. Дрожа всем телом, она села на самую крайнюю скамейку и притаилась. Ждать пришлось недолго. Вскоре снег заскрипел под сапогами. К ней приближался кто-то рослый и тяжёлый. Молодая женщина обернулась. Она чаяла увидеть несчастную жену императора, Елизавету Алексеевну или, что вероятнее, его суровую матушку. Но её глазам предстал великий князь Николай Павлович. Мрачный, нахмуренный, в серой сапёрной шинели с пелериной и чёрной треугольной шляпе с плюмажем. Он смерил её долгим взглядом стальных навыкате глаз и отрывисто осведомился:

— Что вам здесь угодно, сударыня?

Лиза поёжилась, но решила не отступать.

— Полагаю, вашему высочеству уже всё известно.

— Полагаете? — с насмешливой враждебностью бросил он. — И каковы же ваши намерения?

— Я не знаю, что мне делать, — честно призналась молодая женщина. — Для моего мужа очень важно вернуться на службу. Он многим пожертвовал для меня, и я хочу видеть его счастливым. Но если он узнает, как было добыто прощение государя, вряд ли его счастье окажется долгим.

Великий князь мял сапогом ком снега, попавшийся ему под ноги.

— И на что же вы решитесь, мадам? — почти с издёвкой поинтересовался он.

Лиза рассердилась.

— А ни на что! — с неожиданным для себя вызовом заявила она. — Поеду домой. И так намёрзлась здесь... Думаю, Михаил легче переживёт нежели бесчестье.

Жёсткий рот Николая поехал на сторону в кривой усмешке.

— Немногие жёны думают также.

— Слишком многие мужья жаждут проводить своих жён сюда, — парировала графиня.

— Вы исключение?

— Вообразите.

Секунду они смотрели друг другу в глаза, потом Николай кивнул каким-то своим потаённым мыслям.

— Давайте бумагу. И ждите меня здесь. Никуда не отлучайтесь.

Он почти выхватил из её рук прошение и размашисто зашагал к «Поленнице». Вся его наряженная, пружинистая фигура так и излучала раздражение.

Великого князя не было долго. Лиза уже и в самом деле начала замерзать. Она вынула руки из муфты, стянула варежки и стала дуть на закоченевшие пальцы. В первый момент, едва только силуэт Николая скрылся в дверях, ей послышались отдалённые голоса. Но потом всё смолкло. Вероятно, собеседники заговорили тише, и за стены уже не доносилось ни звука.

Его высочество отсутствовал каких-то полчаса, но графине они показались вечностью. Наконец он вышел. Медленно побрёл к ней по аллее. Вид у него был понурый и измученный. Будто он только что перетаскал дюжину мешков с камнями. От пружинистой злобы ничего не осталось. На лице была написана тупая усталость. Лиза даже испугалась, что у него ничего не вышло. Но, приблизившись, Николай протянул ей бумагу.

— Вот. Возьмите. Подписано. Завтра будет рескрипт. Поздравляю.