Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

— В этом нет ничего невозможного. С нашей новой системой, основанной на разработке музыкального слуха и активной гимнастики речи, свободное владение языком достигается без особого труда.

— Знаю, знаю. С этим покончено. Приступим к ближайшим планам.

— Приступим.

— Итак, Годой в отставке.

— Можно считать, что полдела уже сделано, — осторожно заметил дон Гаспаро.

— Нет, я бы так не сказал, — уже без улыбки ответил граф. — Годой нам нужен на прежнем месте.

— Зачем?

— А чтобы вам самому не занимать его. Разве вы забыли, зачем добивается герцогиня Осуна отставки фаворита? Помните, я рассказывал вам, что она просила меня повлиять на вас.

— Помню, помню. Однако, вы же понимаете, что это, увы, мало реально.

— Почему же? Как раз наоборот. И я вам скажу даже более, мой дорогой друг, все это прекрасно можно устроить.

— Каким же образом?

— Вы — прямой потомок Генриха Наваррского, короля, которого очень многие помнят и любят до сих пор. Достаточно провести даже не очень активную агитацию и кинуть денег, — а денег, как вы знаете, у нас неограниченное количество, — и вот вам, пожалуйста, французская линия Бурбонов без особых трудов сменит испанскую.

— О, нет, дорогой граф, только не это. Достаточно накувыркался мой дед. Я предпочитаю действительно управлять миром, а не просто думать, что управляю им.

— Вот и отлично. Поэтому Годой нам нужен там, где он был. Этот гвардеец — фигура наиболее подходящая.

— Я думаю, это даже не составит особого труда.

— В таком случае, за Испанию!

— За Испанию! — и оба выпили по глотку старой малаги.

— А вы любите Испанию, герцог? — вдруг спросил граф.

— Ах, Испания, — вздохнул дон Гаспаро, — Испания, страна, совершенно лишившаяся доверия мира из-за своих постоянных нелепых войн, дурных правительств, беспорядков и настоящих сумасбродств. Чего стоят одни только эти бои быков и Святая инквизиция! И хотя никто и никогда не мог подвергнуть сомнению ее право на национальную независимость, увы, испанцы, как люди мало рассудительные, а то и вообще безрассудные, делают тысячи ошибок, то спотыкаясь, то вновь высоко задирая голову в борьбе со своими прирожденными пороками. Еще многие годы им суждены подъемы и падения, большие неожиданности, мнимая гибель и чудесное воскресение, ибо их участь — жить в возбуждении, как саламандра в огне… Но, Бог мой, сколько еще должно пролиться крови…

— Да вы поэт, герцог.

— Ну что вы, граф.

— Хорошо, оставим поэзию и перейдем к нашим мальчикам.

— Самое время.

— Вижу, вы в них не сомневаетесь ни на йоту. Особенно в этом Педро, что достал для вас такую замечательную девочку. Эта пара, мой дорогой друг, имеет для нас особо важное значение. Между ними существует некая тайная мистическая связь.

— Да, это верно, — признал дон Гаспаро. — Причем связь настолько сильная, что в случае чего он ради ее спасения даже не остановится перед бунтом против меня.

— Замечательно, что вы видите в нем такую возможность. Однажды она может сослужить нам хорошую службу.

— Возможно, возможно. Вам виднее, дорогой граф, — вздохнул дон Гаспаро. — А вот что касается Хуана…

— А вот, что касается Хуана, то он душевно очень одинок. К сожалению, именно на него падет тот самый ужасный выбор, когда однажды нам придется кем-то пожертвовать, — печально закончил граф.

— Увы. Боюсь, без жертв и в самом деле обойтись не удастся.

— Но по земным меркам у мальчика будет блестящая судьба. Подумать только — простой крестьянский сын, да еще побывавший фактически на том свете…

— Да-да. И все же жаль.

— Увы, мой дорогой друг. В этом нет вины ни за вами, ни за мной. Наоборот, без нас он пропал бы в безвестности, не изведав жизни в полном ее великолепии, со всеми взлетами и падениями.

— Но чья же вина в том, что ему придется погибнуть?

— В нем нет мистической связи с женщиной, а эту ниточку жизни мы с вами пришить ему не можем.

Дон Гаспаро задумчиво посмотрел на собеседника, но промолчал.

Граф опустил голову и спустя некоторое время предложил пригласить для знакомства и инструкций юную Клаудиу. Ее инструктировали эти два господина в течение нескольких дней.

Ранним весенним утром по старой памплонской дороге с гор катила щегольская карета в сопровождении двух драгун в желтых мундирах.

За Туделой всадники остановили лошадей и спешились.

— Я поворачиваю налево, старина, — сказал один, пониже ростом и пошире в плечах, — и догоню вас не дальше Гвадалахары. Ты справишься один?

— А ты? — вопросом на вопрос ответил второй драгун.

— Значит, встречаемся восьмого вечером в трактире «Торонья» в Гвадалахаре. Ты помнишь мое обещание.

С этими словами широкоплечий драгун поправил за поясом пистолеты и пустил коня по течению Эбро.

Карета, сопровождаемая драгуном, быстро и без особых приключений достигла назначенного пункта значительно раньше предполагаемого времени, и путешественники решили передохнуть. Однако, прождав в «Торонье» два дня и больше не имея такой возможности, карета с девушкой в дорожном платье и привязанными к запяткам баулами выехала в сопровождении королевского драгуна в столицу. На станциях драгун предъявлял бумаги Французской республики, пассажирка выходила размять ноги и с любопытством оглядывала неказистые венты среди размытых весенними дождями дорог. Лошадей меняли быстро, и, щедро расплатившись республиканским золотом, следовали дальше. Их путь лежал не прямо в Мадрид, а к несколько южнее от Аранхуэса, где в полутора лигах от столицы находились угодья под названием Аламеда, в свое время купленные герцогиней Осунской.

Мария Хосефа де ла Соледад Алонсо Пиментель Тельес-Хирон Борджиа-и-Чинельяс по рождению имела право на карету с четырьмя упряжками мулов и на эскорт четырех факельщиков, но чаще всего предпочитала одинокие верховые прогулки. Выйдя замуж за своего кузена, девятого герцога Осуна, чем добавила к своим владениям графство Бонавенте и герцогство Бехар, Мария Хосефа была на «ты» с королем, а ее муж имел право не снимать перед Карлосом шляпы. Словом, несмотря на нынешнюю нищету Испании, доходы герцогини превосходили три миллиона французских франков в год, и имение Аламеда с роскошным парком Каприччио, представлявшее собой соединение двух различных миров под одними небесами — несколько провинциальный плагиат Версаля вместе с попыткой воссоздать национальный колорит — с каждым годом разрастаясь и совершенствуясь, все более поражала воображение гостей герцогини.

Карета медленно двигалась по берегу Харамы, и пассажирка, несмотря на облако пыли, поднятое драгунской лошадью, не могла отвести глаз от серебристо-зеленого дымчатого пейзажа Новой Кастилии. В полдень она предложила драгуну остановиться и перекусить, но неожиданно впереди на дороге показался всадник.