Оскар Халецки - История Центральной Европы с древних времен до ХХ века. Кипящий котел народов и религий на территории между Германией и Россией

Более того, не только венграм пришлось пострадать от нового периода реакции, который был похож на режим Меттерниха с удвоенными тенденциями к централизации и германизации и после прекращения военных действий продлился около 10 лет во всей Габсбургской монархии при премьер-министре Александре фон Бахе. После войны на стороне Австрии даже Хорватия утратила свою былую автономию и отдельный сейм; немадьярские народы собственно Венгрии, включая саксонцев в Трансильвании, были в равной степени разочарованы, а новая сербская Воеводина была помещена под контроль военной администрации.

В австрийской части монархии все административные и судебные реформы, которые пришлось провести под давлением едва сдерживаемой революции, были направлены также и на полное объединение империи с помощью немецкой бюрократии. В противоположность обещаниям, сделанным в марте 1849 г., администрация Баха вместо парламента просто создала Государственный совет, который состоял из чиновников и был враждебен к любому провинциальному самоуправлению, а особенно требованиям негерманских народов. Только в Галиции наблюдался некоторый прогресс, достигнутый поляками, когда военная администрация генерала Хаммерштейна назначила одного из них – графа Голуховского – губернатором или вице-королем этой неподеленной провинции. Но даже этот выдающийся государственный деятель нашел больше возможностей для действий только в период реформ 10 лет спустя.

Сразу же после революционного кризиса 1848 г., который в Центрально-Восточной Европе начался на два года раньше и продлился на год дольше, чем на Западе, весь этот регион вернулся к состоянию аналогичному тому, которое существовало после Венского конгресса. В случае поляков эта ситуация была даже еще хуже в Русской Польше и Кракове, а все народы, не имевшие своих государств, ненавидели своих угнетателей гораздо больше, чем раньше, из-за постоянно растущего национального самосознания и больших надежд, которые пробудили в них различные революции. Эти революции закончились неудачами, и казалось, что только европейская война может улучшить их судьбу, особенно если Западная Европа проявит реальный интерес к свободе всех наций в противоположность автократическим империям в восточной части континента. Никто не выразил эту идею лучше, чем польский поэт Адам Мицкевич, который, повернувшись от литературы к политическим действиям, попытался в 1848 г. создать в Италии Польский легион, как в дни Бонапарта. Теперь он был готов приветствовать нового Наполеона как освободителя и Крымскую войну как возможность реорганизовать Европу на основе национальных прав.

В добавление к различным революциям и локальным войнам между отдельными странами в сравнительно мирный век с 1815 по 1914 г. произошла по крайней мере одна война, которую можно назвать европейской. И хотя она началась в 1853 г. как еще один вооруженный конфликт между Турцией и Россией, на следующий год Франция и Великобритания встали на сторону Турции; точно так же поступило и Сардинское королевство в 1855 г., тем самым подготавливая роль великой державы для будущего королевства Италия. Позицию Австрии едва ли можно было назвать нейтральной, и даже политика Пруссии была, по крайней мере, косвенно затронута войной [72]. В таких условиях можно было ожидать, что во время войны или за столом мирных переговоров будут подняты и нерешенные проблемы Центрально-Восточной Европы.

Эти проблемы не имели никакого отношения к началу войны. Вопрос стоял так: будет ли позволено исключительно России воспользоваться упадком и постепенным распадом Османской империи или нет. А главной причиной, по которой западные государства вступили в войну, было желание защитить свои интересы в Средиземноморье. Но франко-русское соперничество в вопросе защиты христиан в Османской империи, особенно на Святой земле, было связано с проблемой освобождения балканских народов. А чтобы помешать России еще раз проникнуть в Дунайские княжества, Австрия, несмотря на свой долг благодарности за помощь России в 1849 г., решила сама оккупировать эти вассальные государства Турции. Однако настоящие боевые действия происходили на территориях далеких от Центрально-Восточной Европы – в Крыму и на Кавказе. Военно-морские операции были ограничены Черным морем, а планы распространения их на Балтику не осуществились.

Поэтому война, в которой на Россию напали не в тех местах, где она была по-настоящему уязвима, так и не достигла и даже не приблизилась к территории Польши. Тем не менее, по крайней мере, поляки, которые пытались организовать добровольческие силы для войны на стороне Турции и усилили антироссийскую дипломатическую деятельность под руководством князя Чарторыйского из Парижа, считали поражение России возможностью снова поднять свою проблему. И вообще, Наполеона III считали защитником всех народов, лишенных свободы. Его авторитет действительно значительно вырос. Казалось возможным, что мирная конференция 1856 г., собравшаяся на этот раз в Париже, предпримет попытку, как это было в Вене в 1815 г., перестроить Европу или, по крайней мере, помочь Наполеону III возвратить полякам то, что им было гарантировано еще после падения Наполеона I.

Собственно говоря, Франция обратилась к Великобритании с целью потребовать от России восстановления королевства Польского, созданного на Венском конгрессе. Но ответ Великобритании был отрицательным. На Парижском конгрессе вообще не упоминались ни польский вопрос, ни какая-либо проблема национальностей, за единственным исключением румынского вопроса. Однако случилось так, что после Крымской войны проигравшая Россия оказалась менее ослаблена, чем Османская империя. Поэтому не вся Бессарабия, которую царь Александр I аннексировал в 1812 г., а лишь территория небольшого района в устье Дуная, полученная Россией в 1829 г., теперь была возвращена Молдавии, при этом султан должен был расширить автономию обоих румынских княжеств. В целом, хотя Крымская война была одной из редких неудач в продвижении России, она так мало изменила ситуацию в Европе, что – кровопролитная и дорогостоящая – она практически велась напрасно. Во всяком случае, власть над народами Центрально-Восточной Европы нескольких крупных держав, казалось, просто подтвердилась. При этом Россия и Пруссия остались в традиционно дружеских отношениях, русско-австрийская напряженность не имела более глубоких последствий, а освобождение Балкан от власти турок слегка отсрочилось.

Отложено было даже объединение двух автономных Дунайских княжеств, которые сначала были целью национальных притязаний румын и казались предварительным условием создания полностью независимого Румынского государства. Даже когда в 1858 г. и Молдавия, и Валахия получили право выбирать себе князей, было особо оговорено, что они не будут объединены, и лишь выбор одного и того же князя Александра Кузы в них обеих на следующий год практически положил конец их разделению. Однако лишь во время интервенции Наполеона III [73]другие государства в 1862 г. наконец признали не только это объединение под властью одной личности, но и слияние обоих парламентов. Но даже тогда новая Румыния – результат вековых стремлений молдавского и валахского правителей – включала далеко не все румынское население, которое отчасти осталось под властью Австрийской и Российской империй, в то время как объединенное княжество осталось вассалом Османской империи, как и Сербия.