Оскар Халецки - История Центральной Европы с древних времен до ХХ века. Кипящий котел народов и религий на территории между Германией и Россией

Однако и снова процесс систематической русификации в восточных провинциях бывшего содружества не был направлен исключительно против поляков. Даже украинцы, которые не принимали участия в Январском восстании, считались опасными элементами, которые должны были быть полностью поглощены великороссами. Именно в 1863 г. министр иностранных дел России граф Валуев сделал свое знаменитое заявление о том, что никогда не было, нет и не будет отдельного «малороссийского» языка, так как он представляет собой лишь крестьянский диалект великого русского языка. А когда, тем не менее, в Киеве продолжилась некоторая научная и литературная деятельность украинских обществ, указ от 18 мая 1876 г. запретил ввоз книг, напечатанных за границей на этом малороссийском диалекте, а также печать и публикацию оригинальных трудов и их переводов на территории империи, за исключением исторических документов и специально разрешенных произведений художественной литературы в общепринятой русской орфографии.

Но этническая Литва теперь тоже считалась чисто русской территорией, а так как литовцы, активно принимавшие участие в борьбе за восстановление старой польско-литовской федерации, тоже начали использовать литовский язык в некоторых своих прокламациях и подпольных манифестах, русские решили остановить движение за национальное возрождение литовцев, заставив их использовать русский алфавит вместо латинского. Устно объявленный Муравьевым, этот приказ был опубликован его преемником – генерал-губернатором Кауфманом 6 сентября 1865 г., и на следующий год Валуев ввел его в действие в пределах всей Российской империи.

Поэтому с этого момента публикации на литовском языке с использованием латинского алфавита – единственно подходящего и свойственного культурным традициям страны – приходилось печатать за границей. Большинство из них появлялись в той части Восточной Пруссии, где говорили на литовском языке, – небольшом приграничном регионе под названием Малая Литва, откуда их приходилось контрабандой ввозить на территорию, контролируемую русскими. Так случилось, что литовское национальное самосознание в какой-то степени развивалось под властью Пруссии, которая не считала свое незначительное литовское меньшинство сколько-нибудь важным и опасным, чтобы применять строгие методы германизации или сотрудничать с Россией, принимая репрессивные меры.

Поляки, напротив, не имели таких возможностей при власти Бисмарка, которая относилась к ним так же враждебно, как и российская власть, но они нашли возможности для свободного культурного развития и даже самоуправления в Австрии благодаря конституционной реформе в империи Габсбургов, которая совпала с самыми худшими годами преследований на русской части польских земель после неудавшегося восстания. И несмотря на преобладание поляков в Галиции, русины этой австрийской провинции, являющиеся сородичами украинцев в России, которые в большинстве своем в конечном счете тоже стали так называться, тоже нашли в преобразованной Дунайской монархии для себя условия благоприятные для национального развития, что было компенсацией за отказ в любых правах их гораздо более многочисленным братьям по другую сторону границы.

Эта новая роль Галиции, «польского Пьемонта», то есть центра национального движения и поляков, и украинцев, имела особое значение в религиозной сфере. В православной Российской империи католицизм, считавшийся неотделимым от польского и литовского национализма, тоже серьезно пострадал. К католицизму восточного обряда – так называемой униатской церкви, которая в значительной степени ассоциировалась с украинским национализмом, не относились даже терпимо. Наоборот, она была ликвидирована (1876) в Холмском районе бывшего королевства Польского. Под властью Габсбургов католицизм обоих видов пользовался официальной поддержкой. Это было еще одним преимуществом у австрийских поляков в противоположность судьбе поляков в России или протестантской Пруссии и уникальным шансом для униатской церкви Рутении, которой удалось сохраниться только в Галиции. Но ситуацию в этой провинции, резко контрастирующую с ситуацией в России после 1863 г., можно понять только как часть общей проблемы внутренней перестройки в Австрии.

Реорганизацию Австрийской империи обычно связывают с 1867 г., когда был достигнут «компромисс» по Венгрии и приняты основные законы, определившие конституцию австрийской части государства, которая теперь стала дуалистической (двуединой) монархией. Эти события действительно были решающей наивысшей точкой развития, которое началось сразу же после поражения в 1859 г., ускорилось еще одним поражением в войне в 1866 г. и еще не закончилось перед оккупацией Боснии и Герцеговины в 1878 г. Так как такая большая часть Центрально-Восточной Европы и многие ее народы – по крайней мере, какая-то часть почти их всех – были включены в Габсбургскую монархию, эволюция ее структуры и характера была одним из самых важных событий истории XIX в. всего этого региона.

В то же время это была одна из самых многообещающих перемен. Завершившись без еще одной революции, это был возврат к конструктивным идеям 1848 г., которые на этот раз в большой степени осуществились. Для Дунайской монархии это был шанс на выживание, несмотря на все трудности, с которыми пришлось столкнуться разнородному по этническому составу государству, а для его народов он открыл возможности свободного национального развития, которое могло даже затронуть судьбу их сородичей за пределами владений Габсбургов. Из контролируемой немцами централизованной абсолютистской империи это государство, одно из самых крупных в Европе, казалось, превратилось в федерацию с равными правами для всех народов. Почему все эти надежды не сбылись – один из самых важных вопросов в истории Центрально-Восточной Европы и даже общеевропейской истории.

К чести императора Франца-Иосифа I, родившегося в эпоху Меттерниха и утвердившегося на троне благодаря победе реакционных сил над революционными в 1848–1849 гг., он понял необходимость двоякого изменения методов своего правления. И хотя император был глубоко привязан к имперской традиции прошлого, он постепенно и добровольно делал уступки современным требованиям – конституционным правам и общественному прогрессу. И хотя он всегда считал себя германским правителем, он признавал, что ему приходится управлять многонациональным государством, в котором ненемцы составляют приблизительно три четверти населения и все они сохранили или достигли высокого уровня национального сознания. То, что ему не всегда удавалось удовлетворить всех из них и что он не полностью освободил свою внутреннюю и внешнюю политику от влияния немецкого меньшинства, которое очень хотело сохранить свое привилегированное положение и объединяющую роль, – это, разумеется, другой вопрос.