Оскар Халецки - История Центральной Европы с древних времен до ХХ века. Кипящий котел народов и религий на территории между Германией и Россией

Год 1720 стал решающим шагом в развитии сотрудничества между королевством Пруссия и Российской империей, которая была официально провозглашена на следующий год. Еще до подписания Россией и Швецией Ништадтского мира король Пруссии Фридрих-Вильгельм I воспользовался непрочным положением Швеции, чтобы в сепаратном договоре получить все, чем еще владели шведы в Померании, включая город Штеттин, который курфюрст Бранденбурга тщетно пытался захватить раньше. Так как теперь вся Западная Померания объединилась с Бранденбургом, польская провинция Восточная Померания (Восточное Поморье) с Гданьском превратилась в коридор между двумя частями Прусского государства. И русские армии, разгромившие шведов на многих фронтах и появившиеся в Померании у Штеттина в 1717 г., решающим образом способствовали этому.

Также в 1720 г. король Август II, разочарованный противодействием Польского сейма, отказался от эфемерного плана дать отпор русскому империализму в пользу другого – плана расчленения своего собственного Польского королевства, который он тайно представил в Берлин и отослал в Вену. Удивительно, но именно Петр I Великий, участие которого было, разумеется, предварительным условием, отверг этот план раздела Польши и даже раскрыл его полякам. Он сделал это не только для того, чтобы у них создалось впечатление о нем как об их защитнике, но и главным образом потому, что он все еще рассчитывал получить власть над всем содружеством. Однако для этого ему нужно было сотрудничество с Пруссией, и поэтому он заключил личный договор с королем Фридрихом-Вильгельмом I, в котором оба опасных соседа Польши впервые поклялись сообща защищать «свободу» этой страны и особенно права ее национальных меньшинств.

Две различные проблемы следует различать в этой русско-прусской гарантии, которая до полного уничтожения Польши повторялась в целой серии договоров между этими двумя державами. Во-первых, это была угроза любой реформе польской конституции, которая устранила бы злоупотребления в виде индивидуальных свобод и укрепила бы управление содружеством. Она казалась просто угрозой, направленной против короля, который действительно был готов нарушать любые конституционные права, но на самом деле она также была ограничением всех конструктивных планов реформ, которые даже в «темные» годы саксонского правления вскоре появились в трудах просвещенных вождей нации.

С другой стороны, православная Россия и протестантская Пруссия в равной степени хотели найти возможность постоянно вмешиваться во внутренние дела Польши в качестве защитников своих единоверцев в этой стране. Россия уже делала попытку в этом направлении, вставив в свой мирный договор с Польшей в 1686 г. положения в защиту православных верующих. Тем временем число этих верующих сильно сократилось благодаря тому, что Львовская и Перемышльская епархии на территории Рутении теперь присоединились к Брестской унии, так что синод, собравшийся в Замостье, завершил воссоединение с католической церковью почти всего населения Рутении, все еще находившегося под властью Польши. Оставалось еще ограниченное число православного населения, не присоединившегося к унии, в белорусской Мстиславской епархии в Великом княжестве Литовском, и, кроме православных крестьян, небольшое количество аристократических семей тоже продолжали придерживаться этой веры. Аналогично, кроме протестантских общин в различных городах, были и аристократы, которые со времен Реформации оставались лютеранами или кальвинистами. И верно то, что Польша уже не так терпимо относилась к религиозным вопросам, как в XVI в. Но лишь антитринитаристы (так называемые ариане) – очень малочисленная группа верующих – были изгнаны из страны в 1658 г. по подозрению в сотрудничестве со шведскими оккупантами. Ограничения конституционных прав всех некатоликов, за которые голосовали сеймы начиная с 1717 г., касались только нескольких знатных семей, представители которых теперь были лишены своих должностей и больше не имели права быть избранными депутатами.

ЦЕНТРАЛЬНО-ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА (1772–1815)

Тем не менее Россия и Пруссия, где дискриминация католиков зашла гораздо дальше [53], сочли, что в Польше царят настоящие преследования иноверцев, и вскоре нашли случай выразить громкий протест, к которому присоединился король Англии Георг I. В 1724 г. в городе Торунь, главном центре лютеранства в Польше, немецкие протестанты совершили нападение на иезуитский колледж, осквернили хлеб для таинства причащения и святые образа. Король Август II, который сам был протестантом и стал католиком лишь для того, чтобы получить польскую корону, назначил специальную комиссию, которая приговорила к смерти не только девять вожаков этого нападения, но и мэра города за то, что он не остановил толпу. Более того, у протестантов была отнята церковь и передана католическому ордену. Этот приговор, необычно суровый и единственный в истории Польши, был приведен в исполнение, несмотря на вмешательство папского нунция, и был заклеймен немцами как «кровавый суд», тогда как Август II конфиденциально объяснил, что не мог обуздать фанатизм поляков.

Протест соседей Польши не имел серьезных последствий, потому что Петр I Великий умер на следующий год. Но был открыт путь к нескончаемым вмешательствам России и Пруссии в дела Польши под предлогом защиты «инакомыслящих», как тогда называли религиозные меньшинства. Этот процесс вел прямо к кризису, который предшествовал первому разделу Польши.

Тем временем русско-прусское сотрудничество неуклонно развивалось, связанное с общей ситуацией в Европе и усилением влияния Германии в Российской империи. Самого Петра I Великого прозвали «онемечившимся» русским: именно в северных землях Германии вдоль побережья Балтийского моря, на котором он жаждал властвовать, его усилия по установлению тесных отношений с западноевропейскими странами оказались самыми успешными.

Из всех браков между русскими княжнами и немецкими правителями, пусть даже имевшими ограниченную политическую власть, которые он устроил, брак его племянницы Анны с последним герцогом Курляндским из династии Кетлеров, заключенный в 1710 г., имел особенно важные последствия. Курляндия – южная часть Ли (Лифляндии) была феодальным владением Польши с 1561 г. и официально продолжала им оставаться до ее последнего раздела в 1795 г. Но когда в 1721 г. северная часть Лифляндии, наряду с другими прибалтийскими провинциями, была передана Швецией России, влияние последней в Курляндии, которому способствовал брак Анны, стало доминирующим и сыграло решающую роль, когда Анна, уже вдова, стала в 1730 г. императрицей России после коротких периодов правления вдовы Петра I и его внука. Немец незнатного происхождения по фамилии Бюрен, позднее называемый Бироном, фаворит императрицы, в конечном счете стал герцогом Курляндским, хотя местная знать хотела саксонского принца, а Польский сейм тщетно пытался включить Курляндию в состав Польско-Литовского государства. Более того, помимо Бирона, который в течение 10 лет царствования Анны практически был правителем России, многие другие немцы из недавно обретенных прибалтийских провинций тоже вскоре заняли ведущие посты в русской армии и дипломатическом корпусе, а немец из Вестфалии А.И. Остерман, позднее получивший титул графа, обладал огромной властью вице-канцлера.