Оскар Халецки - История Центральной Европы с древних времен до ХХ века. Кипящий котел народов и религий на территории между Германией и Россией

В своей новой форме Австрийская империя, провозглашенная в 1804 г. и упрочившаяся в своих новых границах на Венском конгрессе, была настолько централизованной, что даже старые королевства Чехия и Венгрия в конце концов утратили свои государственные права. Земли Чехии вместе с землями собственно Австрии были даже включены в Германский союз, образованный в 1815 г., и, хотя земли короны святого Стефана (Иштвана), как и земли Галиции, Буковины и Далмации, оставались за пределами этого специфически германского государственного образования, они находились под абсолютной властью не только германской династии, но и германской администрации, руководимой из Вены. Несмотря на свое растущее национальное сознание, все эти ненемецкие народы, даже мадьяры, столь гордившиеся своими национальными традициями, оставались верными своим правителям в годы всех войн с французским завоевателем и не выдвигали никаких особых требований во время мирного урегулирования на Венском конгрессе, на котором неофициальная деятельность поляков, особенно князя Чарторыйского, велась столь активно. Тем не менее подчиненное положение, в котором оказались все ненемецкие народы, оказалось источником волнений в будущем не из-за какого-то германского национализма власти Габсбургов, а из-за того, что эта власть считала немецкие язык и культуру самой мощной объединяющей силой многонациональной империи.

Если эта внутренняя напряженность и ее опасные последствия не возникли немедленно, то просто потому, что европейское урегулирование 1815 г. не дало неудовлетворенным народам Дунайской монархии какого-либо шанса искать помощи извне или лучших условий жизни при другой власти. За исключением итальянцев, у них не было независимых государств, созданных их сородичами по другую сторону австрийской границы, и даже галицийские поляки Галиции вряд ли могли смотреть на королевство Польское, созданное по решению Венского конгресса и связанное с Россией, как на свободную Польшу. Русский национализм, который вместе с православием и самодержавием был основой царского империализма, с самого начала критически относился к любым уступкам, сделанным полякам хоть в «королевстве», хоть в аннексированных восточных землях бывшего содружества [63]. Что касается других нерусских народов империи, то само их существование официально не принималось в расчет, за единственным исключением, которое составляла автономная Финляндия. Во всей политической концепции, которую Александр I пытался воплотить в расплывчатых фразах Священного союза – этом философском комментарии к договорам, подписанным в Вене, не было места правам народов, лишенных политической или даже культурной свободы, несмотря на взывание к христианским принципам.

Венский конгресс едва ли можно винить в том, что он не включил в свою программу восстановления ту большую часть Центрально-Восточной Европы, которая все еще оставалась под властью турок. Легко было установить протекторат Великобритании на Ионических островах, расположенных недалеко от западного побережья Балканского полуострова, где греческое население находилось под властью Венеции, а не так давно – наполеоновской Франции. Но сам Балканский полуостров все еще был частью Османской империи – нейтральной державы, не представленной в Вене, целостность которой нельзя было нарушать, хотя для христианских народов этой империи условия жизни продолжали оставаться даже хуже, чем для народов под германской или российской властью. Поэтому подъем национально-освободительного движения на Балканах как реакция на века угнетения был еще одним фактором, способствовавшим провалу миротворческого процесса в 1815 г. И это был первый источник тревоги, появившийся в годы, последовавшие за знаменитым конгрессом.

Войны за независимость балканских народов начались в Сербии, где ожесточенная борьба с властью османов шла на протяжении почти всего наполеоновского периода, и, когда во время Венского конгресса сложилась критическая ситуация, туда приехала сербская делегация с просьбой о помощи, но не добилась к себе никакого внимания.

Было естественно, что первыми поднялись сербы. Те из них, которые жили в горах Черногории, на самом деле так и не были полностью завоеваны, и их независимость под властью князей-епископов династии Петровичей-Негошей с резиденцией в Цетинье была официально признана Турцией в 1799 г. Это, конечно, стало стимулом для собственно Сербии, которая после освобождения Венгрии оказалась на самой северной границе Османской империи со своей столицей Белградом – стратегически важным городом, который турки дважды на время проигрывали Габсбургам в XVIII в. В конце этого века Белград стал важным центром развития стремления сербов к национальной независимости под сильным культурным влиянием из Южной Венгрии, где православное сербское меньшинство имело своего митрополита в городе Карловицы (ныне Сремски-Карловци) и где начал свою деятельность первый выдающийся сербский писатель Досифей Обрадович, получивший образование в Австрии, Германии и Англии.

Чрезвычайно важно, что Обрадович позднее стал министром образования в свободном правительстве Сербии, созданном руководителем сербского восстания Георгием Петровичем, который стал известен под именем Кара (Черный) Георгий и основал династию Карагеоргиевичей. Карагеоргий воспользовался сопротивлением, которое было спровоцировано в приграничных регионах приходящей в упадок Османской империи жестоким обращением турецких янычар, которые, однако, вскоре тоже взбунтовались против своего султана. Организованное восстание началось в 1804 г. в районе между реками Морава и Дрина и имело серьезные шансы на успех, когда два года спустя началась еще одна Русско-турецкая война. В плане отвлечения на себя сил турок мужественная борьба воинственных сербских крестьян оказалась полезной русским войскам, которые продвигались через Дунайские княжества и Болгарию, никогда не вступали в контакт с сербами и практически бросили их на произвол судьбы, когда в 1812 г. в Бухаресте был заключен мирный договор [64]. Самому Карагеоргию пришлось искать убежище в Венгрии.

Несмотря на последовавшие жестокие репрессии турок и ввиду отсутствия какой-либо помощи извне, борьба за свободу возобновилась в год созыва Венского конгресса под руководством нового национального вождя Милоша Обреновича. Этот бывший соратник Карагеоргия теперь стал его соперником в освободительном движении, а его потомки Обреновичи почти на сотню лет – соперниками Карагеоргиевичей не без вредных последствий для общего дела. Милош прекрасно понимал, что в данных обстоятельствах конечной цели – полной независимости – нельзя достичь немедленно, и, восполняя недостаток военной силы искусной дипломатией, он пытался постепенно добиться от Турции уступок. В 1817 г. Обренович получил от султана титул князя Сербии, но Сербии, ограниченной Белградом и поэтому гораздо меньшей, чем территория, которую занимал сербский народ. Увеличить это ядро восстановленного сербского государства, а также саму ограниченную власть, данную его правителю, – такова была программа политики Сербии на следующий век.