Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Сокол над лесами [litres]

Объяснение всему этому находилось лишь одно. У молодого руса имелся сильный покровитель на том свете. Кто-то из могучих предков, способный в облике серого волка пронести через любые преграды. Или из богов.

– А ты что скажешь, княгиня? – Велеб перевел взгляд на Эльгу. – Отрекается князь от моей добычи. Не по мысли пришлась.

– А тебе-то… по мысли? – осипшим голосом спросила Эльга.

– Мне бы в самый раз.

– Ты возьмешь ее?

– Я возьму. Если ты мне благословение твое дашь.

– Я даю, – Эльга торопливо прошла вперед, будто боялась, что ее остановят, осторожно взяла в ладони избитое лицо Велеба и нежно поцеловала в лоб. – Бери. Будь счастлив.

Потом наклонилась и поцеловала замарашку, с трудом найдя щель в вонючей ветошке.

– А что она такая страшная – не беда, – Эльга улыбнулась, хотя лицо ее исказилось, а в глазах блестели слезы. – Мы ее в бане вымоем, она похорошеет. Ты молодец… А сын мой, видать, не дорос до женитьбы еще. Слишком юн…

Слезы потекли по ее щекам, она прикусила губу, понимая: Святослав опозорил себя сам. И ее, мать, не сумевшую наставить его на ум. Да, она виновата. Послушалась мужа, считавшего, что князю хватит умения драться, судить и приносить жертвы.

К молодой паре подошла Карислава и обняла замарашку. Народ гудел, никто больше не смеялся. Ни одну из первых невест княгиня так не встречала.

Народ вокруг ожил, заговорил. Благожит, помедлив, тоже обнял дочь. Эльга улыбалась, глядя на них. Она сама сейчас не знала, почему поступила так. Могла ведь вмешаться вовремя, одернуть сына, помешать ему отречься от той, что была добыта для него. Но не сделала этого, хотя ее-то не удивил ужасный вид девушки: вся эта грязь и рванина обозначали пребывание невесты на том свете, и настоящая Благожитова дочь очень даже могла выглядеть так. Велеб узнал ее и сумел доставить к людям – ему эта удача явно не даром досталась. А Святослав ничего не понял. Его никто не учил этим вещам. Слишком несправедливо было бы отнять добычу у того, кто заслужил ее не только телесной силой, но и зрелостью ума, и отдать тому, кто не признал своего счастья.

Эльга подошла к Кариславе, они немного поспорили, кому из них идти с невестой в баню. Эльга сейчас выступала вместо будущей свекрови и считала, что права на деву уже в их роду.

Ушли женщины вместе: Карислава послала топить баню и удалилась вместе с Эльгой и служанками собирать для девушки новую одежду. По пути жадно расспрашивала о Велебе. Ранее хотимиричей не очень занимало, кто тот парень, которого кияне выставили вместо юного князя, но теперь Карислава очень хотела знать, кому же досталась ее племянница.

Рассказывая, Эльга так расхваливала Велеба, будто он и впрямь являлся ее родным сыном. И взволнованна была ничуть не меньше, чем мать при женитьбе единственного чада.

Теперь она поняла, почему согласилась отдать ему знатную невесту. Ведь и с ней, Эльгой, когда-то произошло то же самое: ее вывел из чащи Мистина и отдал своему князю-побратиму. Но боги все видели, и связь, возникшую между ними, не смог разорвать даже брак с другим. Несколько лет она противилась влечению к Мистине, потом поддалась. И до сих пор несла последствия измены, не зная, как искупить это зло.

Так пусть же с ее сыном этот дурной расклад не повторится. Пусть девушку получит тот, кто вырвал ее из косматых рук Нави. Это решение – лучшее, чем она, мать, может помочь удаче и счастью сына. А Святослав возмужает и еще найдет свою истинную судьбу.

Перед людьми Велеб и Яра появились ближе к вечеру, но гости не расходились: всем было до смерти любопытно увидеть деву, вокруг которой нынче развернулось действо не хуже любого сказания, и посмотреть, чем же все закончится. А к чему дело идет, по верным признакам уже было ясно: из угла за очагом вынесли дежу, в которой Карислава только что ставила священные хлебы из жита нового урожая, поместили перед чурами, покрыли медвежиной. Позади дежи водрузили на лавку первый новый сноп с зажинок. Жены бегали туда-сюда с караваями, рушниками и поясами, туесами зерна: явно собирались «творить посад». Свободные от этих хлопот, во главе со звонкоголосой Ведениной боярыней, уже запевали:

Слыша свадебные песни, хотимиричи дивились: так скоро! В тот же день! Такая поспешность была даже неприличной. Но русы отказались ждать даже до завтра. Провожая в баню, Мистина поговорил с Велебом, осмотрел уже проступившие синяки у него на горле и прочие следы на теле, вернулся к Эльге, держа в опущенной руке простую котомочку с ее неприметным, но важным грузом. И Эльга, румяная от негодования, сама отправилась к Благожиту.

– Вы пытались убить моего отрока! – с гневом сказала она. – Ты обещал, что все вернутся живыми, но на обратном пути ваш «медведь» пытался лишить его жизни! Любой суд признает покушение, если осмотрит его горло! Он добыл невесту честно, по обычаю, а вы пытались отнять ее путем бесчестного убийства! Пусть боги так обманут тебя, как ты обманул нас!

– В мыслях не было обмана! – взывал к разгневанной гостье Благожит. – Что там медведь, разве я за него отвечаю?

– Мы забираем невесту сейчас, и «посад» будет нынче же! – Эльга кипела от негодования, как решительная мать, у которой чуть обманом не сгубили сына. – А иначе – вся дружба наша гинет, и мы свое возьмем, как нам будет угодно! Не черными куницами, а красными девицами!

Помня, что у Эльги здесь две сотни оружников – немалая сила, а его ратники заняты на жатве каждый у себя дома, Благожит согласился на немедленное соединение жениха и невесты. Карислава, ахнув, пошла в клеть отворять скрыни и укладки, где у нее не первый год все было готово для свадьбы Яры.

Вот так Велеб, едва выйдя из бани, узнал, что станет женатым человеком уже сегодня. В предбаннике его ждал Лют с ворохом цветного платья: на посад, сказал, пойдешь.

В обчину жених явился первым – в свежей сорочке, в крашеных портах, в кафтане с шелковой отделкой, все из запасов братьев Свенельдичей. Его встретили радостными криками; особенно старались, конечно, свои кияне, приветствуя того, кто утвердил их славу и удачу в здешних краях. Увы, баня с липовыми вениками, с полынью и «заячьей кровью», исцеляющими ушибы и раны, не могла в один день сделать его красавцем, и лишь дней через десять с его лица сойдут следы схватки с Суровеем. Однако из молодежи некому было спорить с ним за всеобщее внимание, и теперь всякий узнавал в Велебе того самого «князя молодого», которого хотимиричи так жаждали найти.

Когда же Карислава и баба Ждана ввели Яру, повисла тишина. Карислава считалась в Хотимирле красавицей – что же сказать о той, что так походила на нее лицом, но была на семь лет моложе? Одетая в свадебную сряду, с красным поясом, красным очельем, украшенным золотыми подвесками – подарком Эльги, румяная от волнения, с алыми губами, Яра была истинной Зарей-Зареницей. Казалось, она не ступает по земле, а плывет, едва ее касаясь. Опущенные темные ресницы скрывали красоту ее глаз – но Велеб помнил ее глаза. Думая о них, он едва заметил перемены в ее внешности, хотя теперь она отличалась от замарашки, найденной им за печью, как цветущая весенняя ветвь яблони отличается от зимней, черной, голой и холодной. Будучи узнанной, оживленной поцелуем перед печью, истинная невеста расцвела, как черная почка, выпустившая на волю пышный бело-алый цветок.