Жюль Верн - Воспоминания о детстве и юности. Дядюшка Робинзон. Паровой дом

— Репрессии за репрессии! — добавил он. — Монро, ты погибнешь так, как погибли многие наши люди!

Затем, обернувшись, добавил:

— Вот эта пушка!

И набоб указал на огромное орудие, длиной больше пяти метров, которое занимало центр плаца.

— Тебя привяжут, — сказал он, — к жерлу этой пушки! Она заряжена, и завтра на восходе солнца ее выстрел, эхо которого прозвучит в самых глубинах Виндхья, поведает всем, что месть Наны Сахиба наконец свершилась!

Полковник Монро пристально смотрел на набоба. Известие о предстоящей казни не могло поколебать его спокойствия.

— Ну что ж, — сказал он, — ты делаешь то, что сделал бы и я, если бы ты попался мне в руки.

И полковник Монро сам пошел и встал перед жерлом пушки, к которой, связав ему руки за спиной, его прикрутили крепкими веревками.

И тогда целый долгий час вся эта банда дакойтов и индийцев подло оскорбляла и унижала его. Совсем как североамериканское дикое племя сиу [358] Сиу — крупнейшая языковая семья коренных американцев, неоднородных по культуре, но сходных по физическому типу; включает в себя народности и племена дакота, ассинибойнов, воронов, манданов, оседжей и др. В более узком смысле название «сиу» употреблялось по отношению к племенам дакота. , бесновавшееся вокруг пленника, привязанного к столбу пыток.

Полковник Монро безучастно сносил оскорбления, таким хотел бы он предстать и в свой смертный час.

Позже, когда наступила ночь, Нана Сахиб, Калагани и Нассим ушли в старую казарму. Вся банда, устав, наконец покинула плац и присоединилась к своим вожакам.

Сэр Эдуард Монро остался один перед лицом смерти и Бога.

Тишина продолжалась недолго. Банда дакойтов получила еду и выпивку. Вскоре послышались их бессвязные крики и вопли, вызванные неумеренным употреблением сильно действующего арека.

Но мало-помалу весь этот гомон затих. Сон не замедлил овладеть этими дикарями, уже сильно уставшими после долгого трудного дня.

Неужели сэр Эдуард Монро останется без охраны до той самой минуты, когда пробьет его смертный час? Неужели Нана Сахиб не выставит караула присматривать за пленником, хотя тот, крепко привязанный тремя рядами веревок, опутывавшими его руки и грудь, не мог и пошевелиться.

Полковник задавался этим вопросом, когда около восьми часов увидел, как какой-то индиец вышел из казармы и направился к плацу.

Этот человек имел приказ всю ночь оставаться возле полковника Монро.

Прежде всего он пересек площадку и подошел прямо к пушке, чтобы удостовериться, что пленник на месте. Сильной рукой он проверил крепость веревок, которые не подались. Затем, обращаясь скорее не к полковнику, а к самому себе, сказал:

— Десять фунтов доброго пороха! Давно уже молчит старая пушка Рипура, но завтра она заговорит!

Эти слова вызвали лишь презрительную улыбку на гордом лице полковника Монро. Смерть не страшила его, даже такая ужасная, какая была ему уготована.

Индиец, осмотрев срез ствола, к которому был привязан полковник Монро, вернулся назад, погладил рукой могучую казенную часть пушки, и его палец на миг остановился на запальном устройстве, доверху заполненном порохом.

Потом он прислонился к запальному устройству казенной части и, казалось, совершенно забыл, что пленник стоит там, как стоит приговоренный у подножия виселицы, ожидая, что опору вот-вот выбьют у него из-под ног.

От скуки или под воздействием выпитого арека, но индиец «мычал» старинную гондванскую мелодию. Он то прерывал свое «пение», то вновь начинал его, как полупьяный человек, мысль которого время от времени прерывается.

Через четверть часа он выпрямился. Рука его скользнула по стволу пушки. Он обошел ее, остановился перед полковником Монро и, посмотрев на него, пробормотал несколько бессвязных слов. Пальцы его в последний раз инстинктивно схватили веревки, чтобы крепче затянуть их, затем, покачав головой, как человек, удовлетворенный осмотром, он подошел к брустверу и облокотился на него в десяти шагах от огненного жерла пушки.

Еще минут десять страж пребывал в этом положении, то повернувшись к плато, то склонившись вниз и устремив взгляд в пропасть, разверзшуюся у подножия крепости.

Было видно, что он делает отчаянные усилия, чтобы не поддаться сну. Но наконец усталость взяла свое, он опустился на землю, растянулся на ней, и тень бруствера скрыла его из глаз.

Впрочем, стояла уже глубокая ночь. Плотные неподвижные облака вытягивались в небе. В воздухе царило такое спокойствие, как если бы частички воздуха приклеились друг к другу. Шум долины не достигал этих высот. Стояла полная тишина.

Было очевидно, что ночь будет тревожна для полковника Монро. К чести этого энергичного человека надо признать, что ни на миг он не задумался о последней минуте своей жизни, когда все, что составляет его тело, будет разорвано и рассеяно в пространстве. Это всего лишь удар молнии, и он не сможет сломить натуру, на которую ни физические, ни моральные испытания не оказывали действия. Ему оставалось жить несколько часов: те часы принадлежали прежнему существованию, долгому и счастливому. Его жизнь проходила перед ним вся целиком со странной четкостью. Все прошлое предстало перед ним.

Образ леди Монро возник в его памяти. Он видел ее вновь, он слышал ее, несчастную, и оплакивал ее, как в первые дни, но уже не слезами глаз своих, а сердцем своим! Он видел ее молодой девушкой, в роковом городе Канпуре, в доме, где впервые встретил ее, восхитился ею и полюбил. Эти несколько лет счастья, внезапно прерванного ужаснейшей из катастроф, вновь ожили в его сердце. Все подробности, даже самые незначительные, пришли ему на память с такой отчетливостью, что сама реальность была для него, быть может, менее «реальной»! Прошла половина ночи, а сэр Эдуард Монро этого и не заметил. Он погрузился в воспоминания — ничто не могло его отвлечь — и жил там рядом с обожаемой женщиной, своей женой. В три часа уложились три года, те годы, что он прожил возле нее. Да! Неугасимое воображение унесло его с плато крепости Рипур, оно вырвало его из пасти этой пушки, которую первый луч солнца заставит изрыгнуть пламя!

Но тут ужасы осады Канпура ожили перед его взором: заточение леди Монро и ее матери в Биби-Гхар, расстрел их несчастных товарищей и, наконец, этот колодец, могила двухсот жертв, где четыре месяца тому назад он плакал последний раз.

А ненавистный Нана Сахиб был здесь, в нескольких шагах отсюда, за стенами разрушенной казармы. Тот, кто приказывал расстреливать людей, убийца леди Монро и стольких невинных страдальцев! И он попал к нему в руки, он, кто хотел справедливого возмездия для этого злодея, который опять ускользнул от правосудия!