Владимир Плугин - Разведка была всегда...

Московская Русь, становление Российского царства — эпоха развивающегося государственного аппарата. О героях и системе разведки и контрразведки XVI—XVII веков рассказывают главы, написанные доктором исторических наук Андреем Петровичем Богдановым. Его профессиональная сфера — политика и культура допетровской Руси. Но, расследуя «тёмные места» истории явной, он то и дело выходил на деяния, заведомо засекреченные или усиленно замалчиваемые последующими «редакторами» отечественной истории. Так старались забыть Семёна Мальцева, дипломата времён Ивана Грозного. А ведь он, оказавшись в плену, сумел самым решительным образом повлиять на ход истории: остановить турецкое нашествие. Явно недооценивали и главу Посольского приказа в XVII веке князя Василия Васильевича Голицына — талантливого организатора целостной разветвлённой системы внешней политики.

Наконец, эпоха Российской империи. Нашумевшая история с похищением «княжны Таракановой». О ней написаны книги, созданы кинофильмы, театральные спектакли. Однако многое в этой истории остаётся загадкой, побуждая к новым изысканиям. Это тоже — одно из ярких дел русской контрразведки. Или биография всем хорошо известного Михаила Илларионовича Кутузова. И в ней есть новый штрих: да, о том, что великий полководец был искусным дипломатом, ныне мало кто вспоминает. Причём за успехом его дипломатических миссий всегда стояла глубокая проработка агентурных данных. Или Александр Николаевич Щеглов — именно ему Николай II лично обещал орден Святого Владимира: в инициативных разработках Щеглова последний русский император увидел «залог становления и скорейшего развития флота». О Кутузове и о «забытом резиденте» Щеглове пишет доктор исторических наук Виталий Иванович Шеремет — военный историк и востоковед, член правления Ассоциации ветеранов разведки, контрразведки и правоохранительных органов. Работу дипломатов и разведчиков Российской империи он оценивает пристрастным взглядом профессионала.

Оригинальность этой книги и в том, что, становясь соучастником исторических драм, вы одновременно погружаетесь и в атмосферу научного поиска, ощущаете героику и романтику самого этого удивительного дела — исторического расследования, видите, как своим талантом, знанием, опытом учёный шаг за шагом «сшивает» проредившуюся «ткань времён».

Обретя для себя новых героев нашего далёкого прошлого, а некоторых хорошо знакомых увидя в новой роли, вы, я думаю, как и я, порадуетесь и тому, что не переводятся на Руси люди, влюблённые в её историю и болеющие за её судьбу так же, как авторы этой книги.

Конечно, всех интересуют вопросы: кто был первый разведчик? когда состоялась первая разведывательная или сыскная акция? что представляли собой первые на Руси «органы» безопасности? и т. п. К сожалению, вопросов в этой области может быть задано гораздо больше, чем получено ответов. По той простой причине, что имена многих и многих первых в истории человечества навсегда утрачены (хотя верно и другое: первые никогда не переставали и не перестанут входить в мир). И историку, если он не желает уподобиться болтуну, непозволительно обманывать свою аудиторию. Потому приходится быть осторожным и оговариваться: первые сведения о таком-то явлении (событии, учреждении, должности и т. д.) дошли до нас от такого-то времени. Однако это вовсе не означает, что до этого времени ничего подобного не было.

Так вот. Одно из первых сообщений о русской разведке датировано с точностью не только до года, но даже до дня. Как сообщает придворный священник императора франков Людовика I Благочестивого Пруденций (в сочинении, известном под названием «Вертинские анналы»), 18 мая 839 года его величество принимал в небольшом городке Ингельгейме, расположенном на берегу Рейна, посланцев народа Рос — то есть государства Русь, которое в настоящее время большинство учёных справедливо отождествляют географически с Киевской державой (это одно из первых упоминаний о ней в сохранившихся документах). Прибыли нежданные гости вместе с посольством византийского императора Феофила, но, в отличие от греков, вызвали у Людовика подозрение. Представители малознакомой — или даже вовсе незнакомой — восточной страны по внешнему облику и языку очень напоминали ему, напротив, хорошо знакомых норманнов — датчан и норвежцев, нападающих на северное побережье империи, и шведов, которых он имел удовольствие видеть у себя десять лет назад. «Тщательно доисследовав причину их прибытия, — записал Пруденций, — император узнал, что они действительно принадлежат к народу свеонов. Считая их скорее разведчиками по тому царству (Византии. — Авт.) и нашему, чем искателями дружбы, он решил задержать их у себя, чтобы можно было достоверно выяснить, с добрыми ли намерениями они пришли туда (сюда? — Авт.) или нет». Очевидно, к делу была подключена имперская служба безопасности, которая под высочайшим руководством и выработала первые рекомендации. В том смысле, что, может быть, они и послы, а не шпионы, однако же очень на них похожи. А потому расследование следует продолжить. Поскольку греки, видимо, уже откланивались, Людовик просил их сказать своему августейшему брату (отправив в Константинополь и письмо), что «из любви к нему охотно принял» гостей из страны Рос, и «если они окажутся людьми вполне благожелательными, а также представится возможность им безопасно вернуться на родину (о содействии чему просил Феофил. — Авт.), то они будут туда отправлены с охраной. В противном же случае они будут отправлены с посланными к его особе, с тем чтобы он сам решил, что с таковыми надлежит сделать». Какой «случай» был в конце концов доказан — «противный» или иной — и куда затем отправились послы государства Рос, в Константинополь или в Киев, — это осталось неизвестным. Следовательно, неизвестно, были ли первые официальные представители Киева в империи франков разведчиками. Людовика ведь смутила прежде всего их национальность.

Почему же, в самом деле, в Константинополь и Ингельгейм были отправлены не славяне, а варяги? Потому, вероятно, что у могучего уже Русского государства (его правитель назван в анналах царём «по имени хакан», то есть «каганом») не было ещё в достатке подготовленных мужей из местной знати, способных нести трудную посольскую службу. Нужно было знать языки, нравы и обычаи разных стран, дипломатический этикет, пути-дороги и многое другое. Бывалые викинги, колесившие по Европе, больше подходили для подобных целей. Правда, в означенный период таковых совсем не просто было сыскать в Киеве: «варяжское присутствие» здесь станет заметным лишь полвека спустя. Но в 839 году русскому «кагану» из потомков легендарного Кия удалось заполучить нужных людей. Поскольку ездили они сначала в Византию и не вызвали там каких-либо нареканий, напротив, император Феофил ходатайствовал за них перед Людовиком Благочестивым, то, скорее всего, сверхбдительность последнего была необоснованна. Если русичи и стремились узнать что-либо относящееся к государственным секретам, то это могло относиться только к Восточно-Римской империи, на которую они спустя два десятилетия совершили поход. От государства Каролингов Киевская Русь была отделена полосой западнославянских земель, и, конечно, визит её послов был чисто ознакомительным (а возможно, и продиктован поиском более безопасного возвратного пути в столицу русского «каганата»).