Владимир Плугин - Разведка была всегда...

На Переволоке остались пять тысяч янычар с тяжёлой артиллерией, десять тысяч османских конников, моряки Мир-Серлета и три тысячи землекопов — они продолжали рыть канал и возводили здесь укрепления.

Семён Елизарьевич не мог взять в толк, почему османские войска за всё время своего движения к Переволоке нигде не встретили сопротивления. Ведь в Москве было известно о подготовке большой войны. Эту тайну было невозможно долго хранить. После того как султанский чиновник Касим-бей в 1568 году получил сан паши, должность беклербега Каффы и окончательный план Астраханского похода, он созвал на совет хана и высшие чины Крыма в Бахчисарае. А в каждом дворце, в каждом богатом доме было предостаточно рабов-славян, всяческой обслуги из бесправного армянского, италийского, еврейского и иного населения Крыма — немало в их среде было ценных агентов, работавших на русскую разведку.

Крайне удивлён был свободным проходом вверх по Дону своей армии и воевода Касим-паша. Он высылал вокруг бесчисленные дозоры и с опасением всматривался в просторы Дикого поля, откуда должны были, по его расчётам, налететь московские полки. Чутьё подсказывало Касим-паше что-то неладное. И надо признать, что верное у него было чутьё. Если бы он только знал, как «прокололась» османская контрразведка! Ведь агенты Нагого и Писемского присутствовали непосредственно на тайном совете в Бахчисарае, и русские дипломаты подробно информировали Посольский приказ о количестве и составе неприятельских войск, их командовании, вооружении и снаряжении. И позже доставка разведывательных сведений в Москву не прекращалась, шла информация обо всех изменениях в политических и военных планах неприятеля.

В Каффе талантливый разведчик Иван Григорьев раздобыл составленный Мехмет-пашой Соколлу точнейший, подневный план похода. «Просвечен» до мельчайших деталей был и флот Мир-Серлета — не без помощи Мальцева, который сумел и в рабском своём состоянии наладить на кораблях работу тайных агентов.

Казалось, надо было ожидать в Поволжье больших русских полков. Но не всё просто было при царе Иване Васильевиче Грозном. Он держал в этом опасном гибельном месте, с их немногочисленным войском, тех, кого боялся сам, кому желал позора и смерти. В Нижнем Новгороде стоял со своим полком самый опасный из царских родственников князь Владимир Андреевич Старицкий. Ещё обретался в тех краях так называемый лёгкий Мещёрский полк, предназначенный для сторожевой пограничной службы. В нём служили беднейшие русские дворяне, которые не имели возможности купить тяжёлое вооружение: казаки, татары, мордвины, мари да ещё степные перебежчики. Командовал этим полком опальный боярин, князь Пётр Семёнович Серебряный-Оболенский, воевода, прославившийся в битвах с Казанским ханством, Ливонским орденом и Великим княжеством Литовским.

Это был тот самый мужественный и благородный князь Серебряный, которого сделал героем своей повести А. К. Толстой. Как помнят читатели, она заканчивается отбытием правдолюбивого, несговорчивого, но верного царю и Отечеству князя на сторожевую службу — в тот самый лёгкий Мещёрский полк. Из нашего рассказа станет известно, как встретили летом 1569-го Пётр Серебряный и его люди час новых испытаний.

Полководец, извещённый о продвижении несметного османского войска к русским границам, без колебаний устремился к Переволоке. По пути его полк пополнялся окрестными казаками, чувашами, татарами. Но как бы ни увеличивалось войско князя, не могло оно сравниться с числом оставленных на Переволоке Касим-пашой янычар, конников и землекопов. И всё же в кровопролитнейшем сражении Мещёрский полк уменьшил это турецкое воинство более чем наполовину. Флот Мир-Серлета спешно снялся с якорей и пустился вниз по Дону. Его преследовали быстроходные казачьи суда — чайки. Множество галер выбрасывались на мель, где оказывались в руках казаков. Мир-Серлет не вступал в бой за эти отставшие от флотилии корабли, но в десяти верстах от Азова казаки всё же навязали ему сражение. С остатками флота он укрылся в крепости и свёз в береговые склады корабельные запасы. Но в Азове учинили диверсию казаки, взорвали склады, разрушили крепостные стены.

Тем временем воевода Серебряный двинул свой полк к Астрахани, широко раскинув его по Дикому полю и выставляя сторожевые заставы по Волге. Не раз случались по дороге бои с отрядами крымчаков, желавшими прорваться к русским в тыл и выяснить реальные их силы.

Касим-паша, подступивший к Астрахани, всё ждал, когда же ему откроют, как было обещано перебежчиками, городские ворота. Напрасно ждал. Видно, среди астраханцев оказалось не слишком много тех, кто хотел прихода турок, горожане мужественно отражали приступы и совершали вылазки в стан врага под командой воеводы Карпова. Турецкому воинству пришлось окопаться, начать осаду.

Осада многолюдного укреплённого города не была занесена в подневный план великого похода, составленный Мехмет-пашой. Войско Касим-паши волновалось.

— Нам нельзя зимовать! — кричали янычары воеводе. — Помрём здесь все с голоду! Султан дал всякий запас на три года, а ты велел взять с собой только на сорок дней, как нам теперь прокормиться?

Отряды, посылаемые за оставленными припасами на Переволоку, никак не возвращались. Касим-паша был в недоумении, пока однажды воины, спасшиеся в битве на Переволоке, не принесли ему весть о разгроме, учинённом Мещёрским полком 15-тысячному корпусу и флоту.

Оставалась у Касим-паши надежда на Ногайскую Орду с её запасами продовольствия. Но она что-то запаздывала. В кочевой коннице, возмущённой тем, что нет ожидавшейся добычи, усилилось дезертирство.

И наконец настала ночь, когда полк князя Серебряного, достигший низовий Волги, ударил по неприятельскому стану и примкнул к защитникам Астрахани. А ведь это, как понимали османы, были ещё не «главные русские силы». Паника охватила войско Касим-паши, и воевода приказал отступать к Азову.

Огромное турецко-крымское воинство, на многие вёрсты сотрясая землю топотом конных полков, вздымая тучи пыли, застилающие небо, скрылось на западе. Лёгкая конница астраханцев и князя Серебряного преследовала неприятеля, побивая отстающие отряды. Но было бы ещё далеко до конца похода, если бы не случились события, причиной которых стал русский посланник у Больших Ногаев, а ныне, как мы помним, галерник-каторжник Семён Мальцев. Это он сумел повлиять на происходящее так, что не более четверти турок вернулось в Стамбул, а Касим-паша и Девлет-Гирей получили от султана приказ принять яд.

Памятливый Касим-паша извлёк Семёна Елизарьевича из корабельного чрева и поместил в своём обозе, который приближался к союзникам-ногайцам. Он решил на месте разобраться в заданных ему загадках. Чтоб не убежал, пленника приковали цепями к медленно волочившемуся орудию вблизи повозок со скарбом Касим-паши.