Ирина Измайлова - Три ошибки Шерлока Холмса

— Масса Герберт, вы вернулись! — закричал он радостно, — слава богу!

— Генри, сейчас не до излияний! — решительно заговорил Лайл. — Это я должен говорить «слава богу», потому что ты очень нужен мне. Быстро ступай и купи мне все газеты, какие вышли сегодня, если достанешь, то и вчерашние. Занесёшь их сюда, а потом живо поезжай в порт и разузнай у матросов и докеров, не дежурит ли в порту больше полицейских, чем обычно, и какие суда их интересуют. Но смотри, внимания на себя не обращай. Ты понял?

— Да, сэр!

— Ну, так беги! Если вернёшься и меня не застанешь, дождись. Я вернусь сюда, а не на Гудж-стрит.

Когда дверь за юношей закрылась, Лайл попросил миссис Хадсон сварить кофе.

— А обедать? — спросила она возмущённо. — Вы же голодные! Деньги мне за обеды отдали, можно сказать заставили их взять, джентльмены, а сами и не обедаете вовсе. Никуда без обеда не пущу!

— Лайл, придётся подчиниться! — усмехнулся Уотсон. — Я привык есть, когда придётся, мне это не вредит, но у вас вид ужасно утомлённый. Надо поесть, это не займёт много времени.

Герберт нехотя уступил. Они пообедали, и Уотсон подумал, что сейчас молодой сыщик опять засядет за картотеку, но тот собрался уходить.

— Куда вы? — спросил доктор.

— В Степни, — последовал лаконичный ответ. — И в Скотленд-Ярд, вернуть фальшивые серёжки.

— Мне пойти с вами?

Лайл покачал головой:

— Нет, доктор, я попрошу вас остаться. Пожалуйста, последите за этим субъектом в подъезде напротив, и если будут ещё визиты полиции, постарайтесь вытрясти из них, что им тут надо. Очень важно, чтобы сейчас вы были здесь.

— Скажите, Лайл, чего вы боитесь? — тревожно спросил Уотсон.

Молодой человек с досадой махнул рукой:

— А! Сам не знаю. Вероятно, это лишь мои домыслы. Но если они подтвердятся, это будет означать, что произошло нечто страшное... Нет, пока не стану говорить, чтоб не накликать. Прощайте!

И он исчез.

Некоторое время доктор размышлял над странным проявлением суеверия в столь решительном и, кажется, лишённом предрассудков человеке. Потом он подошёл к окну и стал следить за шпионом в сером. Тот пробыл в подъезде до половины восьмого, затем его сменил другой наблюдатель, того часа через три — третий.

Надвигалась ночь. Лайла не было.

Пришёл Генри с ворохом газет, сообщил, что полиции в порту как будто столько же, сколько обычно, но вчера полицейские зачем-то осмотрели пароход, прибывший из Австралии, и долго не давали пассажирам его покинуть.

Узнав, что мистера Герберта ещё нет, юноша встревожился:

— Как же это вы не пошли с ним, масса доктор? — упрекнул он Уотсона. — А если что-то случится?

— Он не ребёнок, а вы, Генри, не нянька, — довольно сердито ответил доктор. — Его профессия, увы, рискованна. Но, в самом деле, где же он?

Лайл вернулся в половину первого ночи. Лицо молодого сыщика было бледно, губы сердито сжаты, брюки до колен забрызганы грязью.

— Где вы были, масса?! — закричал Генри. — Что с вами случилось? И... Ах, что это, что это?!

Вытаращив глаза, он в ужасе ткнул пальцем в большое багровое пятно на рукаве светлого сюртука.

— Сюртук испорчен, только и всего, — сердито ответил Герберт. — А у меня их всего два, и поездка в Италию съела чуть не весь мой наличный капитал. Придётся занять у вас, доктор.

— С удовольствием одолжу, сколько нужно. Но сейчас вам, кажется, нужна и моя профессиональная помощь. Вы же ранены! — воскликнул Уотсон, заметив опытным глазом, что пятно увеличивается. — Генри, несите воды и возьмите в моей комнате бинт, он в чемоданчике, на секретере. А вы, сэр, сейчас же снимайте сюртук.

Лайл пожат плечами, скинул сюртук и засучил рукав до локтя. На тонком, как у мальчика, предплечье выделялся багровый след пули.

— Царапина, — поморщился Герберт. — Чепуха. А вот я стрелять не умею! Надо же было промазать с двадцати шагов! Правда, можно было палить только по ногам: не убивать же свидетеля.

— Да о ком вы? Объясните наконец, что произошло! — стал требовать ответа доктор.

— Сейчас, сейчас... Генри, где ты там? А, вот он. — Лайл упал в кресло, протянув Уотсону раненую руку. — Генри, что в порту?

Юноша повторил свой рассказ. Услышав про австралийский пароход, сыщик побледнел ещё сильнее.

— Так и есть! — прошептал он. — Но зачем, зачем он это сделал?!

— Вы о Холмсе? Значит, мы думаем одно и то же! — воскликнул Уотсон. — Но неужели он?..

— А какого ещё дьявола здесь крутится Лестрейд?! — взорвался сыщик. — Что ему надо?! Ах, Уотсон, хотел бы я, чтобы это было не так. Но если это так, то значит, там с ним случилась беда. Не знаю, что и подумать. Недавно мне приснилось, будто я иду и иду через какую-то бесконечную пустыню. И умираю от жажды.

— Полно, Лайл! Что за впечатлительность? На вас это непохоже! — возмутился Уотсон. — Скорее всего это действительно наши с вами домыслы. Этого не может быть! Не захочет же Холмс стать преследуемым скитальцем, которому нет дороги домой? Полно! Вы переутомились и переволновались. Что с вами произошло?

— Сейчас расскажу. Промывайте, промывайте, я морщусь не от боли, а от досады. Так вот. Я приехал в Степни, зашёл в этот проклятый доходный дом, в котором, как вы знаете, арестовали вашего друга... Квартиру, где жил Гендон, сразу отыскал, он снимал её на третьем этаже, под именем Ричарда Грея. Описание, время приезда, всё совпало полностью. Квартирка сейчас занята, и мне пришлось применить немало изобретательности, чтобы осмотреть её. Как я и думал, возможность наличия в ней тайника исключается: стены недавно заново оклеены обоями, пол крашеный, краска везде ровненько так затекла в щели, окна невысокие, рамы узкие. Но когда я стал прощупывать соседей, вдруг повезло. Стена в стену с Гендоном, а ныне с новым жильцом живёт некая миссис Фиксмор, вдова. Она страдает подагрой, иногда неделями не выходит из комнаты, её навещает замужняя дочь, но редко. Поэтому любимое занятие милой старушки — подслушивать разговоры соседей. У неё целый аппарат изобретён: стеклянная банка обвитая проволокой, а на другом конце — пробка. Одно ухо затыкается, проволока надевается на голову, банка отверстием приставляется к стене, к полу или к потолку. Ради того, чтобы слушать соседей сверху, миссис Фиксмор влезает на шкаф. Это с подагрой-то! Мистер Ричард Грей жил, по её словам, очень тихо, но несколько раз у него бывали какие-то люди, мужчины и говорили они чаще всего вполголоса, так, что даже её устройство не позволяло много расслышать. Но однажды, а именно около шести месяцев назад, какой-то мужчина с очень басовитым голосом сильно разругался с мистером Греем. Их разговор со слов миссис Фиксмор я записал.

— Как? — удивился доктор. — Она, что же, не только подслушивает, но и запоминает всё, что услышит? У неё такая феноменальная память?!