Ирина Измайлова - Три ошибки Шерлока Холмса

— Тюремные правила равны для всех! И человеческие нормы тоже! — крикнул Шерлок.

Баррет усмехнулся и кивнул солдатам:

— Приступайте. Что вы встали? Двадцать пять горячих, и можете потом тащить его к доктору Уинбергу. Доктор будет счастлив!

— Постойте! — на бледном лице Шерлока вдруг проступил румянец, он движением руки остановил солдат, повиновавшихся ему, как обычно повинуются люди человеку, наделённому большой магнетической силой, даже если он не имеет над ними обычной власти. — Постойте! Сэр! — тут он посмотрел в глаза Баррету и заговорил почти с мольбой в голосе. — Сэр, заклинаю вас: ради бога, один раз в жизни проявите человечность! Кто знает, а вдруг вы получите от неё большее удовлетворение, чем от жестокости?

Несколько мгновений Хью Баррет в недоумении смотрел на Шерлока, не понимая, откуда берётся в нём эта сказочная сила, подчиняющая себе самые жестокие души. Потом Вампир расхохотался:

— Ага! Так ты, стало быть, любишь людей, мой дорогой! Ты, как это называется! Фи-лант-pon! И это после того, как тебе пришлось всю жизнь копаться в человечьем дерьме?! Ну-ну... Ладно. Так раз ты филантроп, то тебе, верно, не жалко дать попортить свою шкуру вместо шкуры убийцы? А? Подставь свою спину вместо спины этого молодчика, и мы будем квиты.

Сразу наступила тишина. Стоявшие выше и ниже на тропе каторжники вытягивали шеи, боясь пропустить хотя бы слово. И услышали, как Шерлок ответил:

— Как вам угодно, сержант. Пожалуйста.

Лицо Вампира выразило поистине сатанинскую радость. Он обернулся к солдатам:

— Бросьте этого пришибленного, ребята. Если джентльмену угодно его заменить...

— Это не дело, сержант! — осмелился высказаться немолодой охранник. — Видано ли — вместо одного человека отхлестать другого? Вместо виноватого невиновного? Воля ваша, а я этого приказа выполнять не буду!

Баррет скривился, злобно посмотрел на солдата и процедил:

— А я пока ничего и не приказывал. Вам не приказывал. Этот парень мой, я его вам не уступлю.

Джон Клей в продолжение этого разговора, не отрываясь, расширенными глазами смотрел на Холмса, когда же тот скинул свою холщовую рубашку и, как это делали до него многие и многие заключённые Пертской каторжной тюрьмы, опустился перед сержантом на услужливо перевёрнутую кем-то колёсами вверх пустую тачку, молодой человек оттолкнул поддерживавшего его Ринка и закричал звонким от напряжения голосом:

— Эй, ты что, сошёл с ума?! Не нужны мне такие одолжения!

Шерлок обернулся в его сторону и сказал со смехом:

— Бесполезно, мистер Клей! Сержанту так давно хотелось этого! Он теперь не упустит добычи.

— Да уж не упущу! — отозвался Баррет и привычным движением, но с каким-то особенным удовольствием занёс «хлестал ку».

Ряды каторжников онемели. В полной тишине звучали удары. Никто не решился их считать.

Наконец сержант остановился, взмокший, весь красный, и, кривясь от возбуждения, выдохнул:

— Ну вот, вот теперь всё.

— Нет, не всё. — Отчётливо, хотя и чуть тише, чем обычно, прозвучал голос Шерлока Холмса. — Двадцать четыре, а не двадцать пять. Вы не в ладах с арифметикой, сержант. А я не люблю быть в долгу. Ни перед кем.

— Правда? — от ярости Хью Баррет даже поперхнулся. — Ну так дополучи сполна!

И он нанёс последний удар с такой силой, что тростниковая палка переломилась, а, переламываясь, рассекла кожу и на светлые камни тропы густо брызнула кровь.

— Вот теперь мы в расчёте!

Шерлок, собрав все силы, поднялся, надел рубашку и толчком ноги поставил пустую тачку на колёса.

Каторжники хранили гробовое молчание. Их лица выражали одно только странное отупение, некоторые изумлённо переглядывались.

Хью Баррет сердито бросил обломок «хлесталки» и сказал, почему-то глядя в сторону:

— Груз довезёшь до места!

— Конечно. — Кивнул Шерлок.

— Это ко всем относится! — резко возвысил голос Вампир. — А прохвоста, который утопил тачку, тащите в лазарет. Не то непонятно, кто получил горячие...

При этих словах все посмотрели на Джона Клея. Он без памяти лежал на земле.

Около девяти часов вечера Шерлок Холмс отыскал в дальней части лагеря, где до сих пор он ещё не бывал, маленький деревянный дом — лазарет доктора Уинберга. Дверь была заперта изнутри, и после стука из-за двери послышался довольно резкий голос доктора:

— Кто там?

— Заключённый, — ответил Шерлок и почувствовал вдруг, что если дверь сейчас не откроется, он просто рухнет на ступени. — Откройте, доктор, мне нужна ваша помощь.

Дверь приоткрылась, в щёлке показался один круглый, чуть навыкате серый глаз, затем дверь распахнулась:

— Заходите. Что там у вас?

— Спина не в порядке. — Шерлок прошёл в небольшую приёмную и без приглашения опустился на стул. — Говорят, вы можете чем-то смазать.

— Могу. — Кивнул Уинберг, запирая дверь. — Снимайте рубашку. Если не ошибаюсь, я имею честь принимать у себя мистера Шерлока Холмса?

— Совершенно верно.

Доктор Уинберг был плотным среднего роста мужчиной лет под пятьдесят, лысоватым, с виду довольно желчным и нервным. Задвинув засов, он подошёл к своему пациенту и, оглядев его вспухшую, почерневшую спину, присвистнул:

— М-да! Ставлю что угодно, это работа Баррета. Сплошной кровоподтёк! Хотите освободиться от работы?

— А других вы в таком случае освобождаете? — спросил Холмс.

— Других нет. Правда, у вас и ранка на спине, и глубокая, да ещё с занозами. Я могу отписать начальству, что у вас обнаружилась лихорадка, и вы дня три-четыре не будете выходить на работу.

— Спасибо, не нужно. — Шерлок невольно сильно сжал пальцами своё колено, когда доктор провёл смоченной йодом ватой по ранке. Боль пронзала позвоночник, изнутри ломала грудь. — Не нужно, доктор, я завтра смогу работать. Только вытащите занозы, обработайте ссадину и смажьте, если можно, чем-нибудь.

— Как хотите. Подождите минутку. Вижу, вам худо. Лицо у вас бледнее подушки и губы с синевой.

— Ничего страшного, доктор.

Но Уинберг покачал головой, налил в высокий стакан какой-то зеленоватой жидкости, разбавил водой и сунул в руку пациенту:

— Выпейте.

Шерлок проглотил питьё и почувствовал, что дурнота проходит. Исчезли звон в ушах и дрожь в коленях. Плясавшие перед глазами лиловые и красные пятна, потускнели, а потом исчезли совсем. Он поставил стакан на стол, возле которого сидел, и оглядел приёмную. В ней ничего не было, кроме четырёх больших шкафов со всевозможными склянками и коробочками, тускло просвечивающими из-за стёкол. У стола стояла пара стульев, в углу торчал табурет, на котором дремал кот, рыжий с белыми пятнами. Напротив входной двери была ещё одна дверь, открытая, но завешенная белой занавеской. Однако занавеску задёрнули не до конца, и остался виден угол второй небольшой комнатки, конец одной койки и изголовье другой. На этом изголовье, на смятой подушке, отнюдь не безукоризненной белизны, покоилась обмотанная бинтом голова Джона Клея. Глаза, обведённые голубоватыми кругами, были плотно закрыты. Молодой человек или спал, или находился в глубоком обмороке.