Эрик Метаксас - Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Слова, как видите, сильные. Лютеров вулкан еще не готов к извержению – однако уже пробудился. Разрозненные вопросы и сомнения складываются в целостную картину: все яснее Лютер видит, что Церковь потеряла любовь к истине и разучилась искать истину, что на добрые, честные вопросы она отвечает лишь властным: «Молчи и делай что тебе говорят – а иначе пеняй на себя!» Инстинктивно Лютер понимает, что это неправильно, что это идет против самой сущности Бога и Библии; и в письмах его к Лангу и Трутфеттеру любой, у кого есть глаза, может различить, как разбегаются трещинки по прежде безупречному мраморному фасаду.

18 мая Лютер снова пишет Лангу:

Богословие и блаженный Августин у нас идут на поправку и, с Божьей помощью, скоро займут в нашем университете первое место. Аристотеля мы помаленьку спихиваем с трона, и окончательное падение его – лишь вопрос времени. Поразительно, как студенты ненавидят лекции по «Сентенциям». В сущности, не стоит и надеяться иметь учеников, если не хочешь учить их подлинному богословию, то есть читать лекции по Библии, или блаженному Августину, или другому видному учителю Церкви [83] LW, 48:42. .

Итак, мы видим, что Лютер явно движется в определенном направлении – как в богословском, так и в прочих отношениях. Однако в том же 1517 году, еще задолго до публикации «Девяноста пяти тезисов», необходимо отметить один крайне важный, на мой взгляд, момент: момент, когда на все, о чем думал и что делал Лютер, пролился, так сказать, первый луч благодати Божьей, когда тучи разошлись и он вдруг ясно увидел то, что все эти годы так напряженно и усердно искал.

Всего за год до смерти Лютер написал предисловие к собранию своих сочинений на латыни. В этом предисловии он рассказывает, как на пути к этому прорыву начал буквально ненавидеть Бога:

Хоть я и жил безупречной монашеской жизнью, но чувствовал себя грешником перед Богом, и совесть беспрерывно и жестоко меня упрекала. Я не мог поверить, что жизнь моя может удовлетворить Бога. Я не любил – да что там, ненавидел праведного Бога, карающего грешников, и втайне ворчал и гневался на Него, доходя почти до богохульства… Так жил я, снедаемый гневом и муками совести. Однако эти слова Павла [Рим. 1:17] не давали мне покоя, и я пламенно желал их понять [84] Там же; 34:336–337. .

Один из иконических моментов жизни Лютера носит название «опыта в башне». История гласит, что именно в 1517 году – году, изменившем мир, – борьба Лютера с непонятным и смущающим его библейским стихом Рим. 1:17 дошла до апогея. Однако, как случилось и со многим другим в истории Лютера, легенда эта – дошедшая до нас, как и другие легенды о Лютере, из его собственных позднейших рассказов о себе – затемняет действительные события его жизни.

Так или иначе, миг, когда Средние века схлопнулись под собственной тяжестью и уступили дорогу Реформации и будущему, по-видимому, начался с одного мощного прозрения, пришедшего к Лютеру в так называемой Башне Клоаки в Черной Обители в Виттенберге. В 1532-м и затем в 1545 году Лютер упоминал об этом событии, относя его к началу 1517 года.

В комментарии 1532 года об этой минуте, перевернувшей жизнь Лютера, говорится куда более кратко, чем в его собственном позднейшем рассказе. В сущности, это лишь одна фраза, записанная Иоганном Шлагинхауфеном и внесенная в «Застольные беседы». По-немецки она звучит так: « Diese Kunst hat mir der Spiritus Sanctus auf diss Cloaca eingeben » [85] Лютер и его окружение, как правило, бегло говорили по-латыни или, по крайней мере, хорошо ее знали – и из этого примера мы видим, что Лютер часто говорил макаронически, то есть на смеси двух языков, сочетая немецкие слова с латинскими. . Эта знаменитая фраза означает: «Дух Святой даровал мне это искусство в [или: на] клоаке». Однако слово «клоака» здесь представляет трудность. Лютер, который никогда не мог удержаться от шутки и часто выражал в шутливой форме очень серьезные вещи, подразумевает здесь, что Бог даровал ему прозрение, когда он сидел на толчке. «Клоака» – латинское слово, обозначающее сточную канаву, которое во времена Лютера приобрело значение «отхожее место». Многие англоязычные авторы неверно переводят auf как «в», хотя на самом деле этот предлог значит «на» – что как нельзя лучше сочетается с «отхожим местом» или «туалетом». Однако сейчас нам известно, что комната с печью, предназначенная для занятий, в которой Лютер много лет занимался библейской экзегезой, располагалась в башне монастыря, именуемой «Клоака» – именно потому, что в подвале ее находился сортир. Возможно, многие монахи и заходили в эту башню, лишь когда их призывал сюда долг природы. Следовательно, даже если озарение настигло Лютера не прямо на толчке, а наверху, в теплом кабинете, все равно он мог по привычке сказать о «клоаке». Но в замечании 1532 года Лютер явно сознательно играет с двусмысленностью этого выражения – об этом говорит предлог auf. Если он и не сидел на толчке в буквальном смысле – явно имел в виду и такое понимание своих слов.

Более подробно сам Лютер писал об этом в 1545 году, за год до смерти; в этом комментарии он объясняет подробно, о каком «искусстве» ( diese Kunst ) говорил в 1532 году:

Наконец, размышляя над этим день и ночь, милостью Божьей я уловил контекст этих слов, а именно «В нем открывается правда Божия [86] В оригинальном греческом тексте «праведность Божия» – прим. пер. , как написано: праведный верою жив будет». Я начал понимать: правда Божия состоит в том, что праведный живет даром Божьим, а именно верою. Таков смысл этих слов: праведность Божия открывается нам в благовестии – и это праведность дается нам от Бога благодаря нашей вере, как написано: «Праведный верою жив будет». Тут ощутил я себя так, словно рождаюсь заново и вхожу в открытые врата рая. Все Писание открылось мне совершенно с иной стороны. Я начал пробегать Писание в уме, вспоминая аналогичные выражения: дела Божьи – то, что Бог совершает в нас, сила Божья – то, чем Бог делает нас сильными, премудрость Божья – то, чем Бог делает нас мудрыми, мощь Божья, спасение Божье, слава Божья.

И слова «праведность Божья», прежде наполнявшие меня великой ненавистью, теперь исполнили величайшей сладостью и любовью. Так этот стих из Павла стал для меня вратами в рай [87] LW, 34:337. .

Это потрясающее прозрение дало Лютеру фундамент из Писания, прочнейший из возможных, на котором можно было основать величайшую революцию в истории человечества. Шуткой 1532 года о том, что это произошло в самом что ни на есть смиренном и унизительном месте – «на толчке» – Лютер безупречно проиллюстрировал богословские основания своей мысли. Как соответствует это всему, что знаем мы из Библии о Боге, принявшем плоть! Ведь бесконечный, всезнающий и всемогущий Бог, Творец неба и земли, сошел на землю вовсе не на золотом облаке. Он пришел к нам через вопли родовых мук, в крови и слизи, из чрева девственницы, в грязном хлеву, где наверняка воняло навозом. Так приходят в мир люди, и если Бог и вправду решил прийти в мир как человек, – то должен был прийти именно так. Это единственный способ встретиться с нами там, где мы есть – и с такими, какие мы есть ; и, как бы ни казалось это трудно, унизительно или противно – любящий Бог от этого не отшатнулся.