Вальтер Скотт - Черный Карлик. Легенда о Монтрозе

— А я сегодня утром подстрелил прежирного оленя и уже отослал его со своим слугой в Эрнсклиф… Но вот что, Габби, я вам пришлю пол-оленя для бабушки.

— Покорно вас благодарю, мистер Патрик; правду говорят все, что вы добрая душа. Истинно обрадуете нашу старушку, особенно дорого это будет ей как доказательство внимания с вашей стороны. А уж вот бы одолжили, если бы сами пришли отобедать с нами; а то, я думаю, скучно вам одному в старой башне, покуда все ваши проживают в этом тоскливом Эдинбурге. Не понимаю, какая им охота оставаться среди длинного ряда каменных домов, под сланцевыми крышами, тогда как могли бы жить среди родных зеленых холмов!

— Мое воспитание и образование моих сестер задерживали матушку в Эдинбурге на несколько лет, — сказал Эрнсклиф, — но могу вас уверить, что я наверстаю потерянное время.

— И верно, вы маленько принарядите старую башню, — сказал Габби, — и будете водиться со старинными друзьями и соседями вашего дома, как подобает настоящему лэрду Эрнсклифскому? Я должен вам сказать, что матушка… то есть, я хотел сказать — бабушка, но с тех пор, как мы схоронили нашу родную мать, мы зовем бабку то бабушкой, то матушкой… ну, так она уверяет, будто бы вы ей не очень дальняя родня.

— Это правда, Габби, и я завтра с величайшим удовольствием приду к вам обедать в Хейфут.

— Отлично сказано! Мы с вами такие близкие соседи и к тому же родственники… и бабушка так жаждет повидать вас! Она то и дело поминает вашего отца и все еще рассуждает о том, как его убили в старину.

— Тс-с, Габби, об этом лучше не поминать… Эту историю следует предать забвению.

— Я не знал. Кабы такая история случилась промеж нашего брата, мы до тех пор помнили бы о ней, покуда не довелось бы как-нибудь отплатить за убийство… Впрочем, вам лучше знать, как делается в дворянском звании. Я слыхал, будто приятель лэрда Эллисло убил вашего батюшку уже после того, как сам хозяин обнажил меч…

— Ну полно, перестаньте, Габби. Это была глупая ссора, повздорили из-за политики, да еще под пьяную руку… тут и многие другие обнажили мечи… Мало ли что было, невозможно разобрать — кто кого прежде ударил.

— Во всяком случае, старый Эллисло и помогал и укрывал; и если бы вы были расположены отплатить ему за это, никто бы вас не осудил, потому что, как бы то ни было, у него на руках была кровь вашего отца. Да к тому же, кроме него, не с кого требовать ответа за это дело; а он, вдобавок, и прелатист и якобит {13}. Так что в нашей стороне постоянно ждут, что между вами выйдет какая-нибудь история.

— Как вам не стыдно, Габби! — возразил молодой лэрд. — Считаете себя христианином, а сами подбиваете ближнего нарушить закон, возбуждаете к личной мести, да еще в такой глухой и болотистой местности, где бог весть кто может нас подслушать.

— Тише, тише, — сказал Габби, подходя ближе к своему спутнику, — я об этом и не думал совсем. Но я угадываю, мистер Патрик, что именно связывает вам руки. Всем известно, что храбрости у вас довольно; а причина вашей сдержанности не что иное, как серые очи красной девицы мисс Изабеллы Вэр.

— Уверяю вас, Габби, — отвечал его товарищ довольно сердито, — что вы ошибаетесь; и с вашей стороны очень, очень нехорошо, что вы не только позволяете себе произносить, но даже подумать нечто подобное. Да и я не намерен позволять, чтобы мое имя соединяли с именем какой бы то ни было девушки.

— Ну вот, так и есть, — преспокойно заметил Эллиот, — ведь я же говорил, что не от недостатка храбрости вы такой смирный! Ладно, ладно, это не в обиду вам сказано! А только вот что еще скажу я вам по дружбе: у старого лэрда Эллисло в жилах течет все та же старинная кипучая кровь, не то что у вас; ему небось дела нет до новомодных воззрений, будто тишь да гладь лучше всего. Он, напротив, только о том и думает, как бы по-старому выехать в поле, да подраться, да поколотить кого-нибудь; и всегда у него целая орава добрых молодцов, которых он кормит, поит и держит в порядке, а народ у него бодрый, бойкий, словно молодые жеребцы. Откуда берутся у него средства на это — никому не известно. Живет он широко, а доходов получает немного, однако же и в долги не входит… Ну а ежели случится в нашем краю восстание, он, наверное, из первых выступит в поход. А он не таковский, чтобы забыть старые счеты, бывшие между вами. И я так полагаю, что он не прочь пощупать, крепка ли у вас старая башня в Эрнсклифе.

— Ну что же, Габби, — отвечал молодой джентльмен, — коли ему вздумается попробовать, я постараюсь дать ему хороший отпор, как и предки мои не раз давали отпор кое-кому почище его.

— Это так, это правда… Вот теперь вы говорите как следует мужчине, — сказал упрямый фермер, — и коли что такое случится, вы только прикажите слуге позвонить в большой колокол, что висит у вас в башне, и тотчас мы с братьями, да еще Дэви из Стенхауса, соберем своих людей и мигом явимся к вам на помощь.

— Спасибо, Габби, очень вам благодарен, — отвечал Эрнсклиф, — но я надеюсь, что в наше время уже не понадобится вести такую противоестественную и нехристианскую войну.

— Э, полноте, сэр! — возразил Эллиот. — Самая обыкновенная была бы соседская война, сущие пустяки; и ни на небе, ни на земле никто не подумал бы укорять вас за это в нашей глухой стороне. Ничего тут нет противоестественного; напротив, оно и для нашего края, и для жителей вполне натурально; не можем мы существовать так смирно, как лондонские граждане. У них, положим, и других дел много, а нам-то что делать, коли не воевать?

— Ну, Габби, — сказал лэрд, — для человека, твердо верящего в возможность сверхъестественных явлений, вы, право же, слишком смело беретесь направлять волю Божью, особенно если принять в расчет, через какие места мы идем.

— Раз вы сами не боитесь ходить через Меклстон-мур, чего же мне опасаться, Эрнсклиф? — сказал Габби, несколько обидевшись. — Я и сам знаю, что тут водятся разные чудища и оборотни, да мне что за дело? У меня совесть чиста, вот разве случается иногда приволокнуться за девушками или на рынке провести кого-нибудь, так ведь это грехи не важные. Конечно, самому себя хвалить неловко, а все-таки скажу, что я парень тихий, безобидный…

— А кто проломил голову Дику Тернбуллу, кто стрелял в Уилли Уинтона? — молвил его товарищ.

— Что это, Эрнсклиф, вы, должно быть, счет ведете чужим провинностям! Голова у Дика давно зажила, а мы с ним уговорились на Воздвиженье опять померяться силами на ярмарке; так что, значит, это дело полюбовное. А с Уилли мы и подавно опять друзья — бедный парень! Впрочем, и всего-то попали в него две или три дробинки; я согласен хоть сейчас получить в себя такой заряд за бутылку виски! А Уилли, бедняга, не здешний уроженец, он с равнины, и уж сейчас струсил… Что до чудищ и оборотней, если бы и случилось нам встретить по дороге что-нибудь такое…