Александр Бушков - Д'Артаньян – гвардеец кардинала

– Совершенно не вижу, чем это может нам помочь, – пожал плечами Рошфор.

– А вот я, представьте себе, вижу! – воскликнул д'Артаньян, вставая из-за стола. – Граф, я вынужден идти…

– Куда?

– В особняк Роганов, – сказал д'Артаньян решительно. – К герцогине де Шеврез. Я знаю, что она в Париже…

– Вы с ума сошли?

– Ничуть, граф, – сказал гасконец.

– Сумасшедший, чего вы рассчитываете добиться?

– Еще не знаю, честное слово, – честно признался д'Артаньян. – Быть может, со мной вообще не захотят разговаривать и выпрут взашей. Быть может, все кончится исключительно оскорблениями в лицо, высказанными ее прелестным ротиком, обученным всяким проказам… Но если мне повезет, мы, не исключено, продвинемся хоть на шажок вперед. Не убьют же меня там, в самом-то деле? Это чересчур даже для герцогини – средь бела дня убивать во дворце Роганов гвардейца кардинала…

– Пожалуй.

– Вот видите. Самое худшее, что может со мной случиться, – придется выслушать не одно оскорбление. Но если это поможет узнать хоть что-то об Анне, я готов подвергнуться любым поношениям…

– Возможно, вы и правы, – сказал Рошфор, задумчиво склонив голову на руку. – Но… Я пошлю с вами парочку гвардейцев. Они будут вас ожидать у входа, на всякий случай. Совершенно не лишняя предосторожность, когда имеешь дело с кем-то вроде герцогини де Шеврез. И не вздумайте отказываться.

– Да боже мой, и не подумаю, – серьезно сказал д'Артаньян. – С месяц назад я стал бы хорохориться и бахвалиться, кричать, что в одиночку выступлю против всех, сколько их там ни есть в особняке. Но вот теперь… Я кое-чему научился за это время – вашими молитвами, дорогой Рошфор…

К его легкому удивлению, проникнуть в особняк Роганов оказалось до смешного просто: собственно говоря, он и не проникал туда вовсе – раззолоченный лакей, с величием павлина уйдя докладывать о нем, вернулся очень скоро и сообщил, что «хозяйка просит господина д'Артаньяна войти» – со всей возможной почтительностью, достойной принца крови, ни тени презрительного взгляда, ни нотки пренебрежения в голосе, не говоря уж о том, чтобы заявить грубо, что именно шевалье д'Артаньяна здесь категорически не желают видеть и предлагают незамедлительно удалиться в самом похабном направлении. «Интересно, – подумал гасконец, шагая вслед за лакеем по анфиладе великолепных покоев. – Первое препятствие, по крайней мере, взято успешно… Быть может, вместо того, чтобы отгонять от порога, она решила принять дома, где, как известно, и стены помогают, и уж в привычной обстановке отвести душу, чтобы уязвить побольнее?»

Однако на лице герцогини он не увидел ни особого злорадства, ни готовности к бою – скорее уж она смотрела выжидательно своими прекрасными карими глазами: она была очаровательна, даже теперь, когда оказалась лютым врагом…

– Ну что же? – спросила герцогиня де Шеврез со своей обычной насмешливостью. – Вы еще долго намерены меня разглядывать, как неотесанный провинциал?

– Герцогиня, я впервые вижу вас в роли герцогини, – сказал д'Артаньян чистую правду. – В вашем настоящем обличье. Без всяких белошвеек и обитательниц уединенных домиков на окраине Парижа…

– И каковы же впечатления? – прищурилась она.

– Вы великолепны, – сказал он. – И прекрасно это знаете.

– Хорошее начало. Можно выразиться, многообещающее. – Она выпрямилась, изящно причесанная, в достойном герцогини платье, сиявшая блеском самоцветов. – Мне обязательно раздеваться или достаточно будет, если я прилягу на это канапе, а вы задерете подол и расшнуруете корсаж?

В ее вопросе не было ни тени насмешки – одна деловитость.

– Вы неисправимы, герцогиня…

– А разве вам этого не хочется, Шарль? – проворковала она невероятно пленительным голосом, словно те мифологические птицы, что совращали мифологического же древнего грека по имени, кажется, Отис Сей, о котором д'Артаньян краем уха слышал. – Бога ради, только не вздумайте возражать. Вы уже самозабвенно насилуете меня глазами… Разве неправда?

– Правда, – сказал он угрюмо. – Ну что поделать, если при виде вас всякий нормальный мужчина испытывает… Даже если он любит другую и удручен… Но в чем тут ваша заслуга? Это все природа…

– А какая разница? Ну что, мне прилечь?

– Нет, – сказал он хрипло.

– Вот как? – Она подняла брови, похожие на ласточкины крылья. – А мне-то показалось, что вы пришли каяться, просить прощения и сказать, что вы хотите возобновить прежние отношения…

– Вы только оттого меня впустили, что так думаете?

– Ну почему же, – сказала герцогиня безмятежно. – Мне просто стало интересно. Было время, когда я сгоряча готова была вас убить, но у меня отходчивый характер… И я вовремя опомнилась.

– Вот как? – саркастически усмехнулся д'Артаньян. – Меня дважды пыталась отравить Констанция Бонасье – перед самой моей поездкой в Англию и не далее как сегодня утром. Я полагал, вы к этому приложили руку…

– Я?! Нет, вы действительно в это верите? Милый Шарль, яды – совершенно не в моем стиле. Не люблю эти итальянские штучки. Не стану скрывать, я говорила парочке любовников, что с превеликой охотой принесла бы цветы на вашу могилу… но, говорю вам, вовремя опомнилась!

– Я не шучу. Констанция дважды пыталась меня отравить.

– Серьезно?

– Слово дворянина.

– В таком случае даю вам слово, что это не я… Не мой стиль.

«А ведь я ей, пожалуй, верю, – несколько оторопело подумал д'Артаньян. – Я ее уже немного знаю – насколько мужчина может знать женщину, особенно такую, – и что-то подсказывает: она не врет…»

– Бедненький! Вас, значит, пытались отравить? Наша крошка Констанция иногда бывает ужасно сердитой… Чем вы ей насолили? Может, в постельку с ней лечь отказались? Ну, тогда я ее понимаю… Дворянина, отвергшего любовь красавицы, только травить и следует…

– Я говорю совершенно серьезно, Мари.

– Да я верю, верю! Значит, вы решили, что это я… Фи, какие пошлости! Хорошо еще, что у меня не хватает духу на вас сердиться. У меня есть свои маленькие слабости, Шарль, и одна из них – вы. Знаете, иные коллекционируют старые медали и монеты, еще какую-то рухлядь… Ну, а я коллекционирую любовников. И не просто вульгарных самцов с устрашающими причиндалами и умением ими пользоваться – нет, я чуточку умнее. Я коллекционирую людей незаурядных. А вы в свое время оказали на меня неизгладимое впечатление этой вашей проделкой – выдав себя за другого, не просто поимели вволю бедную доверчивую женщину, но еще и впутались в серьезнейший заговор. Вот только потом повели себя совершеннейшим идиотом… Но я все же не теряю надежды, что вы одумаетесь. И безрассудно было бы в этих условиях своими руками уничтожать один из ценных предметов коллекции… Я ничего подобного Констанции не поручала. Для меня вообще стало новостью, что она умеет пользоваться ядами…