Бернард Корнуэлл - Песнь меча [litres]

– Думаю, тебе следовало получше расслышать, что сказал мертвец, – сурово проговорила Гизела.

– Если за мной пришлют, я откликнусь на зов, – пообещал я.

Потому что мертвец разговаривал и хотел, чтобы я стал королем.

Альфред прибыл через неделю.

То был прекрасный день. Полуденное солнце стояло низко в бледно-голубых небесах над холодной землей. Рукава реки, там, где Темез медленно тек близ островов Скефтес-Ай и Воденес-Ай, обрамлял лед. У края льда ходили лысухи, куропатки и поганки; на подтаявшей грязи Скефтес-Ай охотилось за червяками множество черных и обыкновенных дроздов.

Здесь был мой дом. Уже два года это было моим домом. Коккхэм, край Уэссекса, откуда Темез течет к Лундену и к морю. Я, Утред, нортумбрийский лорд, изгнанник и воин, стал строителем, торговцем и отцом. Я служил Альфреду, королю Уэссекса, не потому, что хотел ему служить, а потому, что дал ему клятву верности.

И Альфред поручил мне построить в Коккхэме новый бург.

Бург – это город, превращенный в крепость, и Альфред укреплял свое королевство Уэльс подобными крепостями. Повсюду на границе Уэльса – у моря, у рек, на болотах, граничащих с владениями корнуоллских дикарей, – возводились крепостные стены. Датская армия могла вторгнуться во владения Альфреда через бреши между такими крепостями, но обнаружила бы на его землях другие твердыни, все до единой оснащенные гарнизонами. Альфред, в редкое для него мгновение свирепого вдохновения, сказал мне, что бурги – это осиные гнезда, из которых воины могут тучей ринуться на атакующих датчан и жалить их.

И бурги были построены в Эксанкестере и в Верхаме, в Киссекестре и в Хастенгасе, в Эскенгаме и в Окснафорде, в Кракгеладе и в Вэкеде, а еще в дюжине других мест, раскиданных между этими городами.

Стены и палисады, а на них – люди с копьями и щитами. Уэссекс становился землей крепостей, и моей задачей было превратить в бург маленький городок Коккхэм.

Этим занимались все местные восточные саксы мужского пола старше двадцати лет. Половина из них работала, пока другая половина ухаживала за посевами. Предполагалось, что в Коккхэме будет работать одновременно пятьсот человек, но обычно их бывало меньше трехсот. Они копали, делали насыпи, рубили деревья, чтобы возвести стены, и на берегу Темеза росла крепость.

Вообще-то, даже две крепости: одна – на южном берегу реки, а вторая – на Скефтес-Ай, островке, делящем реку на два рукава. Тогда, в январе 885 года, работа была почти закончена, и ни один датский корабль не мог больше подняться вверх по течению, чтобы викинги совершали набеги на фермы и на деревни, стоящие вдоль берега. Да, они могли сделать такую попытку, но им пришлось бы миновать только что возведенные мною укрепления, сознавая, что мои воины будут преследовать их, поймают на берегу и убьют.

Тем утром в Коккхэм приплыл датский торговец по имени Ульф. Он пришвартовался в гавани Скефтес-Ай, где один из моих служащих осмотрел его товары, чтобы определить размер пошлины. Сам Ульф, улыбаясь беззубой улыбкой, поднялся вверх по берегу, чтобы поприветствовать меня. Он вручил мне кусок янтаря, завернутый в лайку.

– Для госпожи Гизелы, господин, – сказал он. – Она здорова?

– Здорова, – ответил я, прикоснувшись к амулету в виде молота Тора, который я носил на шее.

– И говорят, родила второго ребенка?

– Девочку. А где ты об этом слышал?

– В Бемфлеоте, – ответил он.

Это казалось резонным. Ульф был северянином, но ни один корабль не приходил из Нортумбрии в Уэссекс в разгар холодной зимы. Он, должно быть, перезимовал на юге Восточной Англии, в полной маленьких островков дельте Темеза.

– Тут немного, – сказал Ульф, показав на свой груз. – Я купил шкуры и лезвия топоров в Грантакастере и решил подняться вверх по течению, чтобы посмотреть – не осталось ли у вас, саксов, хоть толики денег.

– Ты поднялся вверх по течению, чтобы посмотреть – закончили ли мы строительство крепости, – отозвался я. – Ты шпион, Ульф, и, наверное, я повешу тебя на дереве.

– Нет, не повесишь.

Мои слова его не впечатлили.

– Мне скучно, – проговорил я, убирая янтарь в кошель. – И меня бы развлек датчанин, дергающийся на веревке, верно?

– Тогда ты, должно быть, смеялся, когда подвесил команду Джаррела.

– Так вот как его звали? Джаррел? – переспросил я. – Я не спрашивал его имени.

– Я видел тридцать тел. – Ульф мотнул головой, указывая вниз по течению. – Или даже больше? Они висели на деревьях, и я подумал: «Похоже, это дело рук господина Утреда».

– Какое там – тридцать! – ответил я. – Пятьдесят три. Мне следовало бы добавить к ним и твой несчастный труп, чтобы подвешенных стало побольше.

– Я тебе не нужен, – жизнерадостно заявил Ульф. – Тебе нужен молодой, потому что молодые сильнее дергаются на веревке, не то что мы, старики.

Он посмотрел вниз, на свое судно, и сплюнул в сторону рыжеволосого мальчика, который безучастно глядел на реку.

– Ты мог бы повесить вон того маленького ублюдка. Это – старший сын моей жены, и он всего лишь жалкий козий хрящ! Вот он будет дергаться как следует!

– Итак, кто сейчас в Лундене? – спросил я.

– Ярл Хэстен то приходит, то уходит, – сказал Ульф. – Чаще всего его нет в городе.

Это меня удивило.

Я знал Хэстена. Этот молодой датчанин дал мне клятву верности, но нарушил ее, а теперь стремился стать полководцем. Он называл себя ярлом, что забавляло меня, но я удивился, узнав, что он отправился в Лунден. Я знал, он построил окруженный стеной лагерь на побережье Восточной Англии. А теперь, значит, перебрался поближе к Уэссексу и, возможно, напрашивался на неприятности.

– И чем он занимается? – пренебрежительно спросил я. – Ворует соседских уток?

Ульф сделал глубокий вдох и покачал головой:

– У него есть союзники, господин.

Что-то в его тоне насторожило меня.

– Союзники?

– Братья Тарглисон, – сказал Ульф и прикоснулся к своему амулету-молоту.

Тогда это имя ничего мне не говорило.

– Тарглисон?

– Зигфрид и Эрик, – ответил Ульф, не выпуская амулета. – Норвежские ярлы.

Это было что-то новое. Норвежцы обычно не приходили в Восточную Англию и в Уэссекс. Мы часто слышали истории об их набегах на земли ско́ттов или ирландцев, но норвежские вожди редко приближались к Уэссексу.

– Что норвежцы делают в Лундене? – спросил я.

– Они явились туда два дня назад, господин, – ответил Ульф, – на двадцати двух судах. Хэстен присоединился к ним на девяти кораблях.

Я тихо свистнул. Тридцать один корабль – это флот. Значит, братья и Хэстен командовали армией, в которой было по меньшей мере тысяча человек. И эти люди находились в Лундене, а Лунден стоял на границе Уэссекса.

В ту пору Лунден был странным городом. Официально он входил в Мерсию, но Мерсия не имела короля, поэтому Лунден не имел правителя. Город не был сакским и не был датским; там жили и саксы, и датчане, и человек мог разбогатеть там, погибнуть… или и то и другое. Лунден стоял на стыке Мерсии, Восточной Англии и Уэссекса – город торговцев, купцов и мореплавателей. А сейчас, если верить Ульфу, в стенах Лундена стоит армия викингов.