Бернард Корнуэлл - Бледный всадник [litres]

– Он приходит, чтобы набить брюхо, – ответил я.

– И он говорит, что епископ отберет землю, если мы не уплатим долг.

– Долг будет уплачен.

– Когда? У нас же есть деньги! – Жена обвела рукой новый большой зал. – Когда? – настаивала она.

– Когда я захочу! – прорычал я.

Я намеренно не говорил Милдрит, когда и как собираюсь уплатить долг, потому что, если бы я это сделал, об этом узнал бы священник Виркен, а от него – и сам епископ.

Как вы помните, набожный отец Милдрит по дурости своей обязался выплачивать церкви доходы с части земель, и я хотел избавиться от этой ноши, чтобы долги не растянулись на веки вечные. А чтобы добиться своей цели, мне следовало удивить епископа, поэтому я держал Милдрит в неведении, и такие споры неизбежно кончались ее слезами.

Жена наскучила мне и знала это.

Однажды я увидел, что она бьет служанку Исеулт. Девушка эта была саксонкой, я отдал ее в услужение Исеулт, но она к тому же работала на сыроварне, и Милдрит колотила бедняжку потому, что та вовремя не перевернула сыры.

Я оттащил Милдрит, что, конечно, вызвало новые споры, и тут выяснилось, что жена не так уж слепа: она обвинила меня в том, что я пытаюсь наплодить ублюдков от Исеулт, и это было, в общем-то, справедливо. Но я напомнил жене, что ее же собственный отец в молодости наплодил достаточно ублюдков, полдюжины из которых сейчас работали на нас.

– Ты оставишь Исеулт и ее служанку в покое, – потребовал я, вызвав новые слезы.

То были несчастливые дни.

И то было время, когда Исеулт училась английскому языку, или, по крайней мере, его нортумбрийскому диалекту, потому что училась она в основном у меня.

– Ты мой мущина, – заявила она.

Я был мужчиной Милдрит и мущиной Исеулт. Она сказала, что родилась снова в тот день, когда я вошел в дом Передура.

– Ты мне снился, – сказала она, – высокий и золотоволосый.

– А теперь тебе не снятся сны? – спросил я, зная, что ее магическая сила предвидения приходит из снов.

– Я все еще вижу сны, – серьезно ответила Исеулт, – мой брат говорит со мной.

– Твой брат? – переспросил я удивленно.

– Мы были близнецами, – пояснила она, – и мой брат родился первым, а потом, когда родилась я, умер. Он ушел в мир теней и теперь рассказывает мне, что там видит.

– И что же он видит?

– Он видит твоего короля.

– Альфреда, – угрюмо проговорил я. – Это хорошо или плохо?

– Не знаю. Сны туманные.

Исеулт не была христианкой. Она верила, что каждое место и каждая вещь имеют своего бога или богиню: повсюду, в лесах, горах и морях, полным-полно всевозможных духов. Христианский бог, наряду с Тором или Одином, был для Исеулт всего лишь еще одним божеством среди множества других невидимых сил, и во сне, по ее собственному признанию, она словно бы подслушивала разговоры богов.

Однажды, когда мы ехали рядом по холмам вдоль моря, Исеулт вдруг сказала, что Альфред даст мне силу.

– Он ненавидит меня, – возразил я, – и ничего мне не даст.

– Он даст тебе силу, – упрямо повторила она.

Я уставился на Исеулт, а она смотрела туда, где облака встречались с волнами. Ее черные волосы свободно струились по плечам, и их шевелил морской ветер.

– Брат говорит, Альфред даст тебе силу. Ты вернешь свой родной дом, а твоя женщина будет созданием золота, – сказала она.

– Моя женщина?

Исеулт печально посмотрела на меня.

– Вот. Теперь ты знаешь! – Она ударила пятками коня, пустив его галопом вдоль гребня холма; волосы ее развевались на ветру, а глаза были мокрыми от слез.

Я хотел знать больше, но Исеулт заявила, что рассказала мне все, что видела во сне, и мне пришлось удовольствоваться этим.

К концу лета мы выгнали свиней в леса, чтобы подкормить их буковыми орешками и желудями. Я закупил мешки соли, потому что близилось время забоя и мясо наших свиней и телят следовало засолить в бочках на зиму. Кое-какие запасы провизии мы получим от тех, кто арендовал землю на окраинах нашего поместья, – и я навестил их, дабы напомнить, что жду платы пшеницей, ячменем и скотом. На всякий случай, не желая, чтобы арендаторы попытались меня одурачить, я купил у кузнеца в Эксанкестере дюжину хороших мечей и вооружил ими своих людей.

Мы вовсю упражнялись с этим оружием, а дни тем временем становились все короче. Милдрит могла не верить в надвигающуюся войну, но я сомневался, что Бог умиротворил сердца датчан.

Поздняя осень принесла в Окстон проливной дождь и гостя – местного шерифа. Шерифа звали Харальдом, на него возлагалась обязанность поддерживать мир в Дефнаскире. Он явился верхом, в сопровождении шестерых всадников – все в кольчугах и шлемах, с мечами и копьями.

Я ждал гостя в большом зале, заставив его спешиться и войти в продымленный полумрак. Шериф вошел осторожно, ожидая засады, потом его глаза привыкли к сумраку, и он увидел, что я стою у центрального очага.

– Именем короля тебя вызывают на суд, – сказал он.

Его люди вошли вслед за ним.

– Ты принес в мой дом мечи? – спросил я.

Харальд осмотрелся и увидел моих людей, вооруженных копьями и топорами: заметив вдали всадников, я собрал их и приказал вооружиться. Харальд слыл в округе благоразумным и честным человеком и знал, что вторжение в чужой дом с оружием может кончиться убийством.

– Ждите снаружи, – велел он своим людям, а я жестом приказал моим опустить оружие.

– Именем короля… – снова начал Харальд.

– Я слышал тебя, – перебил я.

– На тебе долг, который следует оплатить, – продолжал шериф, – а еще – смерть человека, которую надо возместить.

Я ничего не ответил.

Одна из моих гончих тихо зарычала, и я положил руку ей на голову, чтобы заставить замолчать.

– Суд состоится в День Всех Святых, – сказал Харальд, – в кафедральном соборе.

– Я буду там, – ответил я.

Он снял с головы шлем, продемонстрировав обрамленную русыми волосами лысину величиной с тарелку. Шериф был лет на десять старше меня, высокий, а на руке, в которой держат щит, у него не хватало двух пальцев. Слегка хромая, он зашагал ко мне; я успокоил гончих и ждал.

– Я был в Синуите, – негромко проговорил он.

– Я тоже, – отозвался я, – хотя кое-кто и пытается убедить всех в обратном.

– Я знаю, что ты там был, – сказал он.

– Да неужели? – спросил я издевательски.

Он не обратил внимания на мою грубость. Шериф отнесся ко мне с сочувствием, однако я был слишком горд, чтобы это оценить.

– Олдермен послал людей, чтобы завладеть твоим поместьем, как только закончится суд, – предупредил он.

Кто-то за моей спиной в ужасе охнул, и я понял, что в большой зал вошла Милдрит. Харальд поклонился ей.

– Наш дом отберут? – спросила Милдрит.

– Если долг не будет уплачен, землю отдадут церкви, – ответил Харальд.