Николай Гейнце - Ермак Тимофеевич

Хоть и говорила она Ксении Яковлевне, что легче было бы ей, если бы умер он, но все же сильно сжимала ее сердце мысль, что, быть может, действительно лежит где-нибудь ее Яшенька мертвым, вороны черные глаза ему клюют, звери дикие косточки обгладывают белые. Холодом всю обдавало девушку. «Пусть лучше в Москве погуляет, да сюда вернется, чем такое страшное приключится с ним», — думала она.

И Ермак Тимофеевич, и Ксения Яковлевна чувствовали настроение своей наперсницы и словом ласковым да шуткою старались утешить или хоть разговорить бедную девушку.

Наступило первое сентября 1581 года. Протекавшая верстах в двух от хором Строгановых и новой стройки Ермаковой вольницы река Чусовая пестрела множеством челнов, мерно покачивавшихся на ее мутных водах.

— Точно Волга-матушка, — толковали собравшиеся на берегу реки казаки.

— Скажешь тоже, Волга… Тех же щей, да пожиже влей, — слышалось замечание.

Но вот все стихло. Головы огромной, но стройной толпы обнажились. Перед устроенным на берегу временным иконостасом с множеством икон, принесенных из церкви и из хором Строгановых, появился в полном облачении отец Петр с диаконом и стал служить торжественный напутственный молебен.

Отряд Ермака Тимофеевича, числом 840 человек, благоговейно внимал молитвам и песнопениям.

За отрядом стояли люди строгановские, а впереди Иван Кольцо и Ермак Тимофеевич рядом со своей невестой Ксенией Яковлевной, окруженной сенными девушками с Домашей во главе. Тут же в первых рядах стояли Семен Иоаникиевич Строганов с племянниками.

Гулко среди невозмутимой тишины раздавались богослужебные возгласы и молитвословия, дым кадильный тихо струился в воздухе, а яркое солнце приветливо играло в дорогих окладах икон и блестящих ризах священнослужителей.

Вот огромная толпа истово крестится… Вот она как один человек опускается на колени… Картина величественная и поразительная!

Молебен окончен, водосвятие совершено, отец Петр окропил святою водою каждого из воинов, длинной лентой в образцовом порядке прошедших мимо него и целовавших крест. Последними к нему приложились Строгановы и их люди, собравшиеся проводить посельщиков в далекий поход, в глушь сибирскую.

По распоряжению Ермака Тимофеевича, когда все приложились к кресту и отцом Петром были освящены колыхавшиеся на водной поверхности реки челны казацкие, был собран круг. Ермак подошел к людям, снял шапку и трижды низко поклонился им в пояс.

— Знаете ли, добрые молодцы, что ноне новый год… Поздравляю вас с ним, ребятушки. Дай бог в новый год да в добрый час дело начать новое, дело доброе, великое… Виноваты мы много перед батюшкой-царем нашим, так искупим же свои перед ним вины послугою… Идем мы все с поход волею, неволить народ не хочу, кто хошь иди, кто хошь оставайся… Выходи, кто не со мною.

Ермак Тимофеевич смолк и орлиным взглядом обвел толпу. Ни один человек не тронулся с места.

— Все с тобой, атаман! — пронеслось по толпе.

— Чур, казак, назад не пятиться, не воротиться… Знаете пословицу? — продолжал Ермак Тимофеевич. — Житье будет в походе не то, что на Волге али в поселке здесь, житье трудное, походное… Идем не на разбой, а на святое дело, а потому слушаться моих приказаний, не пьянствовать, не безобразничать… Уговор лучше денег, провинившегося не пощажу… говорю заранее… Согласны? Идите! А не согласны — на печи лежите…

Он снова остановился и снова вопросительно зорким взглядом поглядывал на толпу.

— Согласны, согласны!.. — раскатилось по толпе.

— Коли согласны, так объявляю поход, а куда, о том скажет нам Семен Аникич Строганов.

Жестом руки Ермак Тимофеевич указал на старика Строганова, стоявшего несколько позади него. Семен Иоаникиевич выступил вперед.

— Идите, братцы, с миром, очистите землю сибирскую и выгоните безбожника салтана Кучума, — громко напутствовал он ратников.

Радостный возглас толпы был ему ответом.

— Иди, сажай людей в челны… — сказал Ермак Тимофеевич Ивану Кольцу. — Мы сядем с тобой в передний челн.

— Ладно, атаман! — ответил есаул и повел людей к реке.

Ермак остался с провожавшими его Строгановыми и их людьми. Несколько минут он молчал. Торжественным было это молчание. Наконец он заговорил:

— Простите меня, грешного, коли кого изобидел из вас ненароком, — поклонился он в пояс сперва людям Строгановых.

— Николи никого не обидел, что ты, бог с тобой, — ответили они, — а коли ненароком, так Бог простит…

— Простите и вы, отец мой названный и братцы мои названые, прости, моя невеста обрученная… Не лишите меня молитв ваших, особливо ты, чистая девушка…

Голос Ермака дрогнул, и он умолк.

Первым подошел к нему Семен Иоаникиевич Строганов, благословил его небольшим образком на серебряной цепочке, который и надел ему на шею. Они обнялись и трижды крепко расцеловались.

За стариком пришла очередь Максиму Яковлевичу, а за ним Никите Григорьевичу Строгановым. Оба со слезами на глазах простились с Ермаком Тимофеевичем.

Ксения Яковлевна стояла бледная, опершись на руку преданной Домаши. К ней, простившись с ее дядей и братьями, подошел сам Ермак Тимофеевич.

— Прости, невеста моя обрученная, прости, моя лапушка, молись за меня… Как за стеной каменной буду я за твоими молитвами девичьими… Не горюй, не кручинься, вернется, бог даст, твой Ермак цел и невредим и будет продолжать любить тебя, как теперь любит больше жизни своей. Прости мое сердце…

Девушка с рыданиями бросилась на шею Ермаку Тимофеевичу. Из глаз его тоже полились слезы.

Эти слезы обоих слились в их горячих поцелуях. Они на мгновение замерли.

Ермак опомнился первый. Он тихо освободился от объятий невесты, тряхнул головой и проговорил:

— Прощай, моя лапушка, прощай, мое сердце… До свидания!.. — и быстро зашагал к реке.

Ксения Яковлевна без чувств упала на руки сенных девушек. Они бережно повели ее в хоромы, сопровождаемые Антиповной.

Семен Иоаникиевич Строганов с племянниками и людьми остались на берегу смотреть, как усаживались в челны казаки.

Вот по данному Иваном Кольцом знаку весла мерно поднялись и челны один за другим медленно поплыли мимо берега, где стояли Строгановы и их люди. Когда последний челн исчез из виду на повороте реки, Семен Иоаникиевич с племянниками отправились домой. За ними последовали и их люди.

Придя в хоромы, старик Строганов прямо отправился в светлицу.

— Что Аксюша? — спросил он Антиповну.

— У себя, с Домашей беседует, — отвечала старуха.

— Здорова? — спросил Семен Иоаникиевич.

— Да ничего себе… Еще на дороге очнулась и пришла сюда на ногах… Кажись, ничего.

Строганов прошел в следующую горницу. Он застал девушек сидевшими на лавках и о чем-то беседующими.