Виталий Гладкий - Митридат

Нет, Авл Порций Туберон не забыл и не собирался забывать…

— Но мне удалось отыскать гопломаха Таруласа, — между тем продолжал перс, наливая вино из кратера изящной черпалкой-киафом.

— Рутилий здесь, в Пантикапее?! — вздрогнул от такой неожиданной новости римский агент.

— И да и нет… — Оронт покривил невидимую Туберону половину лица в презрительной ухмылке.

Он был не менее мстителен, чем римлянин, но искать ускользнувшую жертву годами считал пустой тратой времени и сил, благо под рукой всегда находился кто-нибудь, на ком можно было выместить скопившуюся злобу. Только за Митридатом Оронт полез бы и в Тартар, но этот поиск был его работой, за которую ему хорошо платили, а свои служебные обязанности заместитель начальника царского следствия привык выполнять с примерным прилежанием.

— Объяснись, — изменившимся голосом резко приказал Туберон.

— Он теперь лохаг аспургиан. Как по здешним меркам — немалая шишка.

— Мы потребуем выдать его именем Сената! И посмотрим, осмелился ли царь Перисад воспротивиться пожеланиям Рима.

— Так то оно так… — перс уже не сдерживал насмешливой улыбки. — Да вот одна беда — в случае с Рутилием у нас руки коротки.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то, что сейчас он выполняет высочайшее повеление владыки Боспора и находится в таких местах, откуда его не выцарапает даже ваш великий Юпитер.

— Не богохульствуй, Оронт, — с нескрываемой угрозой сказал побледневший от ярости Авл Порций. — Ибо уши богов всегда открыты, и возмездие нечестивцу никогда не заставляет себя долго ждать.

Под гневным взглядом римского агента перс смешался, опустил голову и заёрзал на сидении дифра. Ему было наплевать на всех чужеземных богов, но ссориться с Тубероном было куда опаснее, нежели поцеловать ядовитую змею, как это делают египетские танцовщицы.

— Рутилий два дня назад выехал в степи собирать пополнение для варварской хилии, — елейным голосом сообщил он Туберону, состроив подобострастную мину.

— Два дня назад? — переспросил римлянин и задумался.

Оронт сидел, стараясь не шевелиться, и незаметно наблюдал за выражением лица хозяина. Спустя какое-то время бледность отхлынула, и кожа Авла Порция приобрела свой обычный желтовато-коричневый оттенок.

— Значит, его предупредили… — чуть слышно молвил римский агент. — И вес этого предателя и отступника в Пантикапее гораздо больше, чем можно было предположить: за такой короткий срок получить царский указ и исчезнуть… Нет, я прав — у Рутилия есть покровитель, пользующийся большим влиянием на царя. А это очень опасно для нас, Оронт.

— Пока слежки за собой я не замечал.

— Присмотрись получше. Здесь варварская страна, а эти номады и полугреки очень хитры. И уж ни в коей мере в перечень их доблестей не входит любовь к Риму. К тому же, насколько мне стало известно, здесь немало переселенцев из Пергама, бежавших на Боспор после поражения Аристоника. А это вдвойне опасно. Нужно усилить нашу охрану.

— Но у меня есть и хорошие новости, господин, — решив, что настало и его время, осмелел Оронт.

— Если они такие, как до сих пор, то можешь оставить их при себе, — в сердцах бросил Туберон и одним махом осушил фиал.

— С какой стороны посмотреть… Я всё-таки надеюсь, что моё сообщение будь небезынтересным.

— Ладно, выкладывай.

— Мне сообщили, что отыскался Макробий.

— Да ну?! — удивился Авл Порций. — И где же он притаился?

— Недалеко отсюда. В Херсонесе.

— По-прежнему ворочает крупными делами?

— Отнюдь. Здесь он стал рыночным трапезитом, живёт скромно, тихо, ни с кем не общается.

— Ах, старая паршивая обезьяна, — с видимым удовольствием потёр руки римлянин. — Я перерыл весь Понт в поисках его, Фракию и Элладу, а он, оказывается, был под боком. Доставь его в Пантикапей под любым предлогом. Мне нужно с ним встретиться. Он может оказаться нам весьма полезным. Я никогда не поверю, что Макробий стал отшельником. У него ума хватит на двоих, а уж глаза и уши открыты всегда и везде. Этот горбатый урод — кладезь сведений, за которые он всегда платит, не скупясь. Найди мне его. Даю тебе пять дней.

— Это не так просто, как кажется, — осмелился возразить Оронт. — Сейчас Херсонес на осадном положении. Войти за его стены ещё можно, но возвратиться… К тому же теперь у Макробия, несмотря на его нынешний, весьма скудный, достаток, охрана под стать какому-либо стратегу, как рассказывал мой агент: около десятка вооружённых до зубов каллатийцев, преданных Макробию, словно цепные псы.

— Значит, денежек у него по-прежнему куры не клюют… — невнимательно прислушиваясь к словам Оронта, со сладострастным удовлетворением пробормотал Туберон. — Иди и доставь его в Пантикапей через пять дней, — поднимаясь на ноги, с металлом в голосе непререкаемо отчеканил римлянин. — На расходы не скупись, здесь золото тоже в чести, — и добавил тихо, про себя: — Макробий мне всё оплатит… Поторапливайся!

Оронт, кипя от возмущения, молча поклонился и вышел. Легко сказать — доставь! Провалиться в Тартар всем этим римлянам вместе с Тубероном! Он надеялся хотя бы в Пантикапее немного отдохнуть, поесть человеческой пищи и отоспаться. Увы, опять торопливые сборы, дорога, полная опасностей, еда, на которую не взглянешь без содроганий, ночлеги в походном облачении, когда сон больше похож на предутренний кошмар, ломота в пояснице и ожидание новых кровавых рубцов на теле и так испещрённом старыми шрамами…

На улицы столицы Боспора уже опустился сырой промозглый вечер. Оронт ступал с настороженностью рыси, вышедшей на ночную охоту. Но даже его изощрённый слух не мог уловить звуки шагов двух человек, сопровождавших перса от дома, где остановился Туберон.

Заместитель начальника царского следствия Понта выехал из города ранним утром. Оронта сопровождал небольшой отряд на неказистых с виду, но очень выносливых скифских лошадях. Воины охраны были под стать их хозяину: неприхотливые, молчаливые и жестокие, как оголодавшие звери. Прекрасные следопыты, опытные скалолазы, они сопровождали Оронта во всех его предприятиях. Он мог надеяться на них, как на себя.

Чуть позже, показав ещё не сменившейся ночной страже пропуск — тамгу самого Перисада — за городские валы выехал ещё один отряд, возглавляемый миксэллином, бывшим в услужении у красавицы Ксено. Едва под копытами коней зашелестела высокая степная трава, как, повинуясь выразительному жесту начальника, они рассыпались веером, охватывая скачущего впереди Оронта невидимой дугой. Среди подчинённых миксэллина были только номады, дети диких степных просторов, скифы-кочевники, нанявшиеся к Перисаду после того, как сарматы изгнали их племена с берегов Данаприса. Равнина была их стихией, где они чувствовали себя, как рыба в воде, и только с высоты птичьего полёта проницательный наблюдатель мог заметить тёмные точки, бесшумно скользящие среди разнотравья, замершего в ожидании зимнего ненастья.