Михаил Казовский - Крах каганата

— Чур меня, чур! — прошептал Добрыня. — Кабы предупредить, что ему от князя ничего не грозило... Эх, судьба-судьбинушка!.. — Наклонился к аланке, обнял её за плечи. — Ну, крепись, милая, крепись... Я тебе всей душой сочувствую...

Женщина подняла на него глаза, переполненные слезами:

— О, Добрынюшка... Как же это так?.. Почему?.. За что?.. Я считать, что детей убили и хотеть отомстить... а они ещё жить... а теперь убить... Горе, горе!.. — И завыла по-волчьи — дико, безысходно.

Он старался её успокоить:

— Ну, не надо, пожалуйста, я прошу тебя... Значит, такова воля Неба...

— Но за что, за что?..

— Кто же знает! Им, богам, виднее.

— Больно, страшно. — И она рыдала, горько, безутешно, опустив голову на грудь воеводе.

— Ну, пойдём, пойдём, поднимайся, — молодой человек попытался увести бывшую царицу с этого ужасного места. — Мы здесь всё помоем и приберём. А с телами поступим, как скажешь: или похороним, или сожжём...

Медленно они направились к выходу. Вдруг за их спинами прозвучал громкий всхлип. Оба вздрогнули. Обернулись в недоумении: распростёртая на полу Юдифь чуть пошевелилась; рана на её шее хлюпала и пузырилась.

— Господи, да она ещё жить! — крикнула Ирина. — Помогать, Добрынюшка, помогать!

Ратник позвал на помощь. Набежавшие гриди с осторожностью взяли раненую и перенесли в соседнюю залу на широкий диван.

— Я за ней ходить, врачевать, — говорила аланка лихорадочно. — Он её любить, и она для меня как дочь...

— Второпях ударил, жилу не перерезал, — констатировал воевода. — От бальзама да заговора быстро встанет на ноги. Выживет небось... — И прибавил тихо: — А краса неземная, однако, никогда подобной не видывал! Да, губа твоего сыночка, верно, была не дура... Я беру хазарку под свою опеку. Под моим крылом до неё никто пальцем не дотронется!

Так закончилась битва за Итиль. Город был в руинах, разорённый, разграбленный и почти наполовину сожжённый. Кое-где оставались лежать неубранные тела местных жителей, лошадей и собак — ненасытное воронье копошилось в них. На вторые сутки разливанного пира в станс победителей неожиданно обнаружилось, что сбежал из-под стражи Натан. Разъярённый князь повелел за это казнить как беспечных охранников, так и близких Когена — Хапну, дочерей и Ицхака. Их повесили под уступами башен Сарашена... Гарь и трупный запах, карканье ворон и разбитые кирпичи — вот и всё, что осталось от великой столицы.

1 августа 964 года ратники Святослава, погрузившись в свои ладьи, двинулись на Каспий — покорять южные провинции Хазарского каганата. Хан Кирей поскакал кочевать по степи на запад. Гузы же разделились: кто-то примкнул к печенегам, кто-то к русичам...

На ладье у Добрыни находилась Ирина. Обоюдные их старания по уходу за раненой Юдифью увенчались успехом: вскоре к ней вернулось сознание; впрочем, она ещё с трудом понимала, где и с кем находится; о трагедии с мужем и детьми ей не говорили...

Поутру Ирина выходила на палубу. Тёплый ветер ударял ей в лицо, недовольные пеликаны криками встречали незваных гостей, потревоживших вековой покой волжской дельты. Острова, тянувшиеся справа и слева, зеленели сочными травами и кустами. Бывшая хазарская государыня мысленно заглядывала в себя и не обнаруживала внутри прежней ненависти к Иосифу; встретят ли они его или нет, расквитаются лично или кто-то другой убьёт каган-бека, не имело больше значения; иудейское царство обезглавлено и разрушено — вот что главное; месть её состоялась; остальное — мелочи. Думы женщины были уже о другом — о родной Алании, о любимой Сарре... Смогут ли вернуться в Магас, смогут ли обе свидеться? Снизойдёт ли великий Боже к этим её молитвам? Защитит ли Дева Мария? Стоя на палубе, дама осеняла себя крестным знамением и шептала нервно: «Отче наш, иже еси а небеси... Да приидет царствие Твоё!..»

Между тем Сарра, по давнишнему приказу Иосифа, прибыла из крымского Дороса в Керц, переправилась через Керченский пролив и явилась ко двору тархана Песаха бен Ханака в Самкерце. Девушке недавно исполнилось двадцать, и она взяла от родителей лучшие черты: стройность, подтянутость, смугловатую кожу Ирины; аристократические манеры, некую округлость черт и образа мыслей — Иосифа. Говорила мягко, а смотрела участливо. Светлые курчавые волосы обрамляли по-детски доверчивое лицо. Песах, приложив губы к ручке царевны, выразился так:

— Мой дом — ваш дом. А моя семья — ваша семья. Всё, что пожелаете, выполню.

— У меня единственное желание — поскорее отправиться в Итиль и обнять отца с дорогими братьями, — отвечала Сарра с улыбкой.

Одноглазый ратник по прозвищу Сар сделался печален:

— Нет, увы, несравненное порождение каган-бека, радость наших сердец, ваше высочество! Именно это и невозможно в настоящее время. Полчища врагов осадили хазарскую столицу, битва развернулась нешуточная. Я обязан позаботиться о вашем благополучии. Задержать до того, как опасность не минует наше многострадальное царство.

— Ждать?! — воскликнула юная особа, и глаза её вспыхнули удивлением, смешанным с брезгливостью. — Будто бы кроты, закопаться в землю? Там решаются судьбы Родины, люди гибнут, рушатся основы, а тархан Песах призывает меня отсиживаться вдали от событий, безучастной и равнодушной? Я немедленно отправляюсь в путь — прикажите заложить моих лошадей без отсрочек и промедления!

— Исключается, ваше высочество, — покачал головой комендант Самкерца. — Если отпущу, а впоследствии с вашим высочеством что-нибудь случится, я себе простить не смогу. Как хотите: проклинайте меня, сердитесь, обзывайте обидными словами, но отсюда вы не двинетесь ни на шаг.

— Может, вы меня запрете в темницу? — хмыкнула она издевательски.

— Может быть, и так. Лучше иметь живую царевну взаперти, чем погибшую неизвестно где.

Словом, Сарра убедить его не смогла: ей пришлось оставаться в крепости, призывая Господа поскорее прислать хорошие вести от её итильских родных. Но мольбы обернулись прямой противоположностью: в ночь с 7-го на 8 августа прискакал Натан, давший деру из русского плена, обессиленный, чудом уцелевший, и привёз печальное сообщение о проигранной сече, гибели Элии, бегстве каган-бека и прочем. Песах выслушал его стойко и, пока молодой человек ел и пил, приходя в себя, сохранял молчание. А потом, посмотрев на Когена единственным глазом, мудрым и печальным, рассудил спокойно:

— Ну, Итиль — ещё не держава. Коль Иосиф жив, есть надежда отоптать неприятелей и спасти Хазарию.

Юноша невесело возразил:

— Мой давнишний задор сильно поубавился. И скажу без обиняков, добрый Сар: если Святослав ограничится взятием столицы, повернёт назад, мы имеем шанс. Если он отравится покорять Семендер с Беленджером, вздумает подчинить себе Адыгею с Аланией, а затем Самкерц и Тавриду — мы пропали. Думать никто не мог, что язычники смогут сколотить столь боеспособное войско, сбросить наше государство да ещё и самих нас прогнать с насиженных мест! Тут не обошлось без военной хватки варягов — как их называют русские, то бишь викингов из северных стран, — а ещё подсказки прежней нашей царицы Ирмы... — И Натан поведал об их встрече в ставке князя.