Бьярне Ройтер - Кольцо принца Файсала

Еще два погружения также оказались неудачными, и Том начал подумывать о возвращении домой.

Солнце, уж верно, миновало зенит, но точно он этого не знал. Здесь, в море, свет воспринимался как-то иначе, словно приобретал другую форму.

«Должно быть, я просто устал», – подумал Том. Камни у него закончились, но Том не волновался – он мог нырять и без них. Сейчас надо было немного передохнуть. Выпить глоток воды, чуть-чуть вздремнуть, потом можно поворачивать к дому.

Том улегся на дно лодки, вытер окровавленные ладони о рубаху, прикрыл глаза и провалился в сон.

Когда он проснулся, ветер дул с севера. Волны бились о лодку, которая качалась то вверх, то вниз. Спускались сумерки. Он проспал почти весь день и чувствовал, что проголодался.

Том сверил свой курс по солнцу, опустил весла в воду и принялся грести. Болели ладони, но не это было самое страшное. Дома его ждал нагоняй от хозяина, а может быть, даже Хуан Карлос. Хотя, если перед тем как наказывать, ему дадут поесть, он не станет жаловаться.

Том греб уже три часа, а берега по-прежнему не было видно.

Солнце село, океан теперь был темно-зеленым, а ветер, подсушив тело и одежду Тома, неожиданно стих.

Похолодало, и на водную гладь моря легла кашеобразная пелена тумана. «Можно подождать, пока на небе появятся звезды», – подумал Том. Но последние ночи выдались беззвездными, а значит, лучше остановиться и ждать. Самое главное сейчас – сохранить силы и сберечь питьевую воду.

– Я не умру, – громко произнес Том, – я еще так молод. Слышишь, Морской Бог? Мне ведь только четырнадцать лет. Почти четырнадцать. И мы все это время были с тобой друзьями. Ты принимал от меня в дар мои самые красивые камешки.

Том улегся на дно лодки и принялся разговаривать сам с собой, чтобы унять испуганно бьющееся сердце.

Стояла странная тишина. Говорят, на том месте, где затонуло большое судно, воцаряется мертвая тишина. То океан охраняет могилу, где покоятся души утопленников. Быть может, он очутился на том самом месте, где потерпел крушение португальский галеон? И поэтому здесь было так тихо?

Через час стемнело окончательно.

Том взглянул на свои руки, которые мелко дрожали на ночном ветру. Но не от холода, а от усталости и тревоги, которой он никогда прежде не испытывал.

Он бросил взгляд на черные волны и поразился тому, насколько густым был туман – словно каша в горшке. Том заговорил с морем в надежде умилостивить его. В конце концов он снял с себя отцовский ремень – самое дорогое, что у него было. Единственное, что оставил ему после себя человек, имя которого он унаследовал.

Том держал ремень над краем борта. Его рука тряслась, а голос дрожал.

– Прими этот дар, – прошептал он и смахнул выступившие слезы, – прими пояс отца Тома Коллинза. Позаботься о нем, о могущественный Бог Морей.

Пояс покачался какое-то время на воде, пока пряжка не утянула его вниз.

Когда ремень исчез, у Тома сжалось сердце, но теперь он был уверен, что океан обязательно смилостивится над ним и скоро он увидит первые звезды, которые укажут ему дорогу домой.

– По-другому и быть не может, – пробормотал он, вставая на колени и изо всех сил стараясь не разрыдаться.

Около полуночи небо было все еще черным как смоль. Туман плотно обступил лодку, на которой за последние часы появилось несколько новых светлых царапин. Это Том в отчаянии нацарапал ножом на скамье три имени. Он старался как мог, хотя нож и не создан для письма. Мать выучила его азбуке, и в пять лет он уже мог писать свое имя. Теодора, конечно же, читала лучше брата, и это ее умение было одной из причин, почему ее до сих пор терпел в своем доме сеньор Лопес, который за всю свою жизнь даже алфавита не смог выучить.

Теперь на скамье было начертано: Том Коллинз, Элинора Коллинз и Теодора Долорес Васкес. Под ними Том вывел дату и год.

Он вспомнил про макрель в ведре. Она была еще свежая и очень мясистая. Том знал, что проголодается, к тому же рыба была его любимым кушаньем. Особенно макрель. Он говорил это сам себе, пока, поставив ногу на рыбину, вспарывал ей брюхо. Вынув внутренности, Том почистил ее и выкинул жабры за борт.

– Дорогая моя макрель, – громко приговаривал он, промывая мясо рыбы в воде.

– Черт возьми, как же ты пахнешь, – простонал он, кусая зубами мясо и запивая его водой.

Поев, Том улегся на спину и уставился в темень над головой. Он вспоминал запах лимона и думал о той грязной воде, которой он угостил Самору. Гадалка ни словом не обмолвилась о том, что он закончит свои дни здесь.

– Старуха совсем свихнулась, – шепотом проворчал Том, и тут что-то ударило в лодку. Испуганный, он вскочил.

Что-то стукнуло в дно лодки. Потом еще и еще раз.

Том зажал рот руками, чтобы не закричать от ужаса.

Истории о существах, живших в морских глубинах, были столь же многочисленны, сколь и ужасны. Больше всего Том боялся половинчатых – заблудших душ, которые влачили свое неприкаянное существование где-то на дне, наполовину люди, наполовину рыбы со светлой чешуей и водянистыми рыбьими глазами, с пальцами-медузами и пастью как у сельдевой акулы.

Том молитвенно сложил ладони и припал лбом к борту лодки, но тут чудовище ударило снова. На этот раз с еще большей силой.

Том стремительно вытащил нож, готовясь драться.

– Только появись, я тебе покажу, – грозно прошептал он.

Но ничего не произошло.

Внезапно стало тихо. Так тихо, что Том даже поверил: дьявольское создание исчезло. Осторожно он подобрался к краю борта и выглянул наружу.

Ничего не видно. Том с облегчением выдохнул, и тут чудовище так толкнуло лодку, что она чуть не перевернулась.

Парализованный страхом Том с ужасом смотрел вниз, на черную воду, в которой медленно появлялось чье-то лицо. Неподвижное лицо с красными щеками, светлыми голубыми глазами и золотистыми локонами.

Том стремительно взмахнул ножом и так сильно всадил его в это лицо, что чуть сам не вылетел за борт. И в ту же секунду понял, что произошло. Облегченно вздохнув, он с бешено колотящимся сердцем перегнулся за борт и ухватился за якорную цепь.

Мгновение спустя он был уже в воде и толкал к своей лодке искусно расписанную фигуру, некогда украшавшую нос корабля. Добравшись до лодки, Том привязал фигуру к борту.

Он скользнул обратно в лодку, сердитый и растерянный, довольный и одновременно мрачный. Том был уверен, что нашел носовое украшение с того самого затонувшего галеона. Он нашел то самое место, где корабль ушел на дно, но что толку?

Перегнувшись через борт, Том с ненавистью уставился в раскрашенное деревянное лицо, проклиная свое невезение.

Наконец, обессиленный, он упал навзничь на дно лодки и закрыл лицо руками. Так он пролежал еще час, в бредовой полудреме и с безумной улыбкой на губах.