Далия Трускиновская - Свидетель с копытами

Хотя фрау Кох редко выбиралась даже на Невский проспект, она с соседками судила и рядила обо всем, что делалось в Зимнем дворце, и знала в лицо многих придворных дам и кавалеров. Новости здешние кумушки получали от таких же любопытных ко всему, связанному с двором, родственниц, живших поближе и имевших там связи. Двоюродная тетушка модистки графини Брюс в этом кругу считалась аристократкой, потому что поставляла сведения об избранниках ее величества, наполовину ложные, но от того не менее увлекательные.

Мнимый Эрлих предоставил фрау Кох возможность говорить полтора часа почти без перерыва и очень внимательно ее слушал. За это время было выпито три больших кофейника крепкого и ароматного кофея, а детей еще раз послали в лавку за угощением. Расстался мнимый Эрлих с семейством Кох так, как с лучшими в мире друзьями, и обещал приехать через несколько дней, в воскресенье, привезти конфеты детям и хороший табак отцу семейства. А Клаусу – гравюру с изображением покойного Петра Федоровича; должен же был наконец юноша увидеть своего кумира. Гравюру мнимый Эрлих собирался конфисковать у Штанге.

Несколько визитов к семейству Кох, при которых на запах кофея слетались разговорчивые соседки, оказались очень полезны. Женщины, жившие на окраине, знали доподлинно, как протекала беременность супруги наследника, и по приметам определили пол младенца: мальчик, непременно мальчик! Знали они также, что государыня обещала по случаю рождения внука подарить сыну имение неподалеку от Царского Села, в местности, хорошо ей знакомой – она в молодости охотилась в тех краях. Там на речном берегу стояли два охотничьих домика, носившие имена «Крик» и «Крак». Наследник заранее радовался подарку – он хотел жить отдельно от матушки и завести при «малом дворе» порядки, которые бы его устраивали.

Эта новость показалась мнимому Эрлиху любопытной. Он предположил, что в солнечную погоду, да на хороших лошадях, да с опытным кучером, эти тридцать верст до Царского Села, и еще верст пять до охотничьих домиков и полуразрушенных шведских укреплений, представляют собой целое увеселительное путешествие. Укатанный санный путь и большие удобные сани позволяют путешествовать даже даме в тягостях – ее не растрясет, главное – выбраться из Санкт-Петербурга.

Оставалось молить Господа о двух вещах: чтобы супруга наследника пожелала прокатиться до «Крика» с «Краком», оценить свои будущие владения, и чтобы при ней был действительный тайный советник первого класса Никита Иванович Панин…

Панину мнимый Эрлих не то чтобы доверял безоговорочно – он вообще русским не доверял… Но заслуги этого человека признавал и ценил. По мнению Эрлиха, Панин, находясь безотлучно при своем воспитаннике, отроке Павле Петровиче, тем самым спас его от смерти. И теперь по-прежнему влиял на политику при российском дворе. Логика подсказывала – он должен был объединить усилия с честолюбивой и умной супругой наследника, великой княгиней Натальей Алексеевной.

И у господина Панина был брат – если верить слухам, несомненный сторонник великого князя. С этим братом, графом Петром Паниным, мнимый Эрлих имел дело – в треклятых оренбургских степях. После смерти Бибикова императрица, невзирая на свою неприязнь к Петру Панину, поставила его командовать всеми войсками, посланными на подавление бунта и поимку самозванца. Как знать – если бы голштинцы не ушли с атаманом Перфильевым, то были бы схвачены казаками и выданы вместе с фальшивым Петром Федоровичем, а кончилось бы это допросами и эшафотом. Но победа над Пугачевым была последним деянием графа – болезни допекли его, и он все более отдалялся от государственных дел. А ведь мог бы быть полезен!

Мнимый Эрлих рассудил так: если удастся получить компрометирующие письма от братьев Паниных, прок невелик – интриганка и развратница сама знает, что они не на ее стороне, и они этого не скрывают. Одним доводом им во вред более или менее, значения почти не имеет. Но хотя бы записочка от великой княгини, да с упоминанием наследника, – это ценный документ! Это – охранная грамота на случай поражения, потому что все сторонники великого князя потрудятся, лишь бы он не был скомпрометирован.

Требовались осведомители в Зимнем дворце. А лучше – осведомительницы, потому что женщины глупы, да приметливы. И время поджимало – с каждым днем чрево, вынашивающее будущего императора, все круглее и тяжелее, а интриганка, сама не раз уже рожавшая, станет это чрево беречь и невестку держать в покоях безвыходно.

Мнимый Эрлих чувствовал, как план в его голове растет и развивается наподобие дитяти в материнском чреве. И это было очень приятно.

Вессель, как всякое подначальное лицо, умел врать. Особенно с перепугу. И он соорудил для мнимого Эрлиха весьма правдоподобное вранье: якобы к сестре аптекаря Бутмана сватается другой жених и нужно поторопиться, иначе совладельцем аптеки ему, Весселю, не быть.

Мнимый Эрлих вроде и был добродушен, и деньги давал, и поручениями не слишком обременял, но Весселю было тревожно. Он чуял опасность. Уже одно то, что новоявленный приятель не желал сбрить бороду, а по столице шастал в грязном тулупе, внушало опасения. Где он разжился золотой панагией – и подумать было жутко; видимо, Ройтман был прав, и постоялец снял ее с поповского тела вместе с головой.

Когда мнимый Эрлих принес два пистолета и стал их чистить, объясняя Весселю тонкости этого дела, тот понял – пора пускать в ход вранье.

Была, конечно, возможность обратиться в полицию и сдать мнимого Эрлиха полицейским со всеми потрохами и с кушаком, в котором были зашиты еще какие-то мелкие вещицы. Но мешало осознание своего рокового родства с авантюристом: оба они – немцы, и нельзя выдавать немца русским, этот грех, хотя в Священном Писании отсутствует, однако очень тяжкий.

Однако, стоило Весселю начать складную историю про невесть откуда взявшегося жениха, мнимый Эрлих перебил его:

– Ганс, на кой черт тебе старая вобла? Я присмотрел для тебя другую невесту!

Вессель онемел.

– Превосходная хозяйка, кругленькая, как яблочко, все время улыбается или смеется, имеет свой дом, получила от бездетной тетки хорошее наследство, которое можно вложить в дело. Думаю, она не против стать госпожой аптекаршей! Ганс, я спрашивал – в той части города нет своей аптеки!

– Но, но… но как?.. – пробормотал ошарашенный Вессель.

– Очень просто – я с ней познакомился у Коха. Я, ты знаешь, к семейной жизни не склонен, а тебе нужна жена и нужно открыть свое дело. Вот я и решил, что вы составите прелестную пару. В воскресенье пойдем к старине Коху! У него замечательная жена, прекрасная мать, и у нее на кухне собираются соседки со всех окрестностей. Ты подумай – к ней прибегает женщина, которая живет на Семеновском проспекте, там, где он упирается в Мойку. Чуть не за три версты бегает в гости – попить кофею и посплетничать. Что ты так глядишь? Ты не знал, что женщины могут часами сплетничать? В воскресенье вместе пойдем к Коху, я вас познакомлю. Она, я думаю, будет рада продать домишко на Мойке и купить хороший дом на Вознесенском проспекте. В нижнем жилье будет твоя аптека, склад лекарств и конурка для помощника, в верхнем – ваши комнаты, чуланчик для прислуги, детская… Ну да, вы же непременно заведете детишек. Неизвестно, сможет ли еще твоя вобла родить, по твоим рассказам, она почти старуха. А фрау Минне всего тридцать лет!