Далия Трускиновская - Свидетель с копытами

В Москву пробирались окольными путями, нанимали крестьянские телеги на небольшие расстояния. Хотя у крестьян близилась весенняя страда и лошадей берегли, от приработка мало кто отказывался.

В дороге разговаривали мало. Разве что Штанге пел песенки, да Клаус внезапно разражался панегириком в честь покойного государя. Вессель молчал – ему не удалось сбежать от мнимого Эрлиха, и он, всей шкурой ощущая власть этого человека, замкнулся. Ничего доброго он от этого путешествия не ожидал…

Бейер же с трудом скрывал беспокойство. Он не был уверен, что в назначенном месте ему дадут лошадей. После смерти великой княгини он не получал писем от братьев Паниных, и вполне могло статься, что его ждало в аптеке послание: «Милостивый государь, просим считать наши переговоры недействительными».

Это было бы скверно, однако не смертельно. Бейер твердо решил избавить мир от злодейки и интриганки, именно ее виня в своей недавней военной авантюре: был бы жив государь Петр, не пришлось бы тащиться невесть куда, пить всякую мутную отраву с казаками, замерзать в зимней степи, ловить грудью пули, вычесывать из головы и бороды фунты вшей…

А если удастся совершить задуманное – братья Панины за руку приведут спасителя отечества к юному государю. Конечно, не сразу, и всей правды они не скажут, но, если откажутся возвести Бейера вверх по лестнице славы, – на сей предмет имеются письма в кожаном портфельчике, которые он хранит почти как зеницу ока, имеется браслет великой княгини – а такими безделушками не разбрасываются. Дамы (или девицы, кто их разберет), бывшие при ней, смогут подтвердить разговор, а уж их лица Бейер запомнил, нарочно вглядывался.

На Малой Ордынке, поблизости от Никольского храма, голштинцы отыскали ворота, ведущие к службам большой городской усадьбы неких Голофтеевых. Фасадом усадьба глядела на Большую Ордынку, но заходить с той стороны было нежелательно. Ворота были отворены. Бейер спросил у кухонных мужиков, разгружавших с телеги мешки с крупами и битую птицу, как найти конюха Воронина. Ему велели зайти за холмик с деревянной дверцей, ведущий в ледник, и, поворотя направо, крикнуть погромче: Воронин где-то там, и не станет же он безвылазно сидеть на конюшне, наверняка обхаживает дворовых девок. Посмеявшись простонародной шутке, Бейер пошел в нужном направлении и действительно сыскал конюха. Тот согласился: принял недавно четырех лошадей, и ему уплачено, чтобы продержал их недели две, не более, а уж три миновало. Бейер, поняв, дал Воронину рубль и обещал, что придет завтра. За остаток дня следовало найти ночлег, желательно – хотя бы с навесом для лошадей, купить провиант и фураж, заодно привести себя в порядок…

Весселю вдруг показалось, что он может сбежать. В Москве у него был знакомец, тоже – аптекарский подмастерье. А в кармане – деньги, которых хватило бы, чтобы с помощью знакомца убежать в какой-нибудь подмосковный городишко и жить, пока не найдется способа достойно прокормиться. Но Бейер следил за ним и далеко не отпускал…

Штанге, невзирая на обезьянью внешность, умел ладить с женщинами и очень быстро снял флигелек в глубине двора, при котором был сарай. В сарае разместили лошадей, хозяйка истопила для гостей баню – после такой дороги требовалась именно баня, хотя голштинцы эту русскую забаву плохо понимали. И три дня спустя они снова тронулись в путь.

Ехали верхом, но неторопливо. Лошадей братья Панины дали немолодых, но опытных. Двенадцатилетний конь, служивший в драгунском полку, пятилетку не догонит, но и грома выстрелов не боится. Однако Бейер хотел раздобыть для себя хорошего коня, потому что при исполнении плана важны будут и доли секунды.

Отправившись в путь с утра, днем голштинцы добрались до села Капотненского и там отыскали на постоялом дворе кузнеца Ермила. Этот Ермил дал им парнишку-проводника, и к вечеру Бейер уже входил в охотничий домик, который от ветхости мог в любую минуту рухнуть на головы.

– Когда старый князь был жив, он сюда еще ездил, – сказал парнишка. – А княгиня уже не охотится. Она лошадей разводит и продает.

– Женщина разводит и продает лошадей? – удивился Штанге.

– Женщина?.. – парнишка не сразу понял, что речь о причудливой старухе.

– Значит, мы во владениях князей Чернецких, – как следует расспросив проводника и отпустив его, сказал Бейер. – Место тихое, заброшенное. Разве что лесник сюда заглянет. И в пяти верстах – королевство графа Орлова. Нужно будет туда съездить, посмотреть на лошадей хоть издали. Может, увидим того белого жеребца, что он купил за бешеные деньги. Любопытно, какие стати должны быть у лошади ценой в шестьдесят тысяч рублей.

– Врут люди про эти шестьдесят тысяч, ни один араб столько не стоит, – возразил Штанге.

– Может, и врут. Сейчас нам о своих лошадях следует позаботиться. Фураж, будь он неладен! И куда мы их тут поставим?

Видимо, кто-то из Паниных был в последний раз в охотничьем домике еще при жизни князя Чернецкого. С той поры по меньшей мере десять лет миновало, и строение, которое использовалось как сенной сарай и конюшня, обратилось в три ветхие стены – четвертая вместе с крышей рухнула.

Но имелось главное – заброшенная дорога, по которой мужики зимой ездили на санях в лес по дрова. Насколько Бейер знал российские дороги, эта была еще не самая страшная.

Оставалось раздобыть старую карету и приучить к ней двух лошадей из четверых – тех, что постарше. А изготовить куклу в человеческий рост взялся Штанге – он на всякие затеи в Академии художеств нагляделся, когда студенты мастерили драпировки из мешковины, которая на эскизах обращалась в бархат или парчу.

Потом Штанге с Клаусом поехали в Москву искать экипаж, а Бейер с Весселем пошли пешком изучать окрестности и промыслить себе съестного. Они изучили повороты дороги и выбрели из леса в полутора верстах от имения княгини Чернецкой. Решили подойти поближе, обогнули огороженный загон, где паслись матки с жеребятами, и вышли к лугу.

Там, на лугу, и случилась внезапная встреча.

Вессель задержался, отчищая от сапог конский навоз, – он, зазевавшись, вытоптал кучу. А Бейер, пройдя вперед, вспугнул девицу, сидевшую на пятках в густой траве и собиравшую цветы. Увидев его, девица закричала, и неудивительно – вышел из леса здоровенный бородатый детина, и по роже видать – с самыми гадкими намерениями.

Бейер попятился. Поднимать лишний шум ему не хотелось. Девица же схватила лежавший рядом костыль и замахнулась, собираясь, видимо, всеми средствами защищать свою честь.

– Да на черта ты мне сдалась, – сказал по-русски Бейер. – Молчи, дура.

Так при нем говорили казаки шумливым бабам, и это действовало усмиряюще.