Генри Хаггард - Голова ведьмы

– Не знаю, не знаю! – ввернула Дороти.

– Хорошо, уточню: я имею в виду – большинство женщин. Кроме того, это не только ее вина; люди немногим могут помочь самим себе в этом мире. Ей было предназначено стать моей несчастливой звездой, моей злой судьбой – вот и все, она просто выполнила свое предназначение. Всю жизнь она будет приносить мне лишь беды, до тех пор, пока Судьбе это не надоест. Но, Долли, дорогая, всему на свете приходит конец, и сама Природа, щедрая на примеры, учит нас, что на смену печали всегда приходит радость. Из ночной тьмы рождается день, на смену льду и снегу расцветают цветы. Ничто в этом мире не происходит зря, так всегда говорил старый Эльстон, и не стоит думать, что горе и страдания были впустую, что их семена никогда не взойдут и не расцветут иными цветами. Сейчас может казаться, что они неосязаемы, но, в конце-то концов, разница между осязаемым и неосязаемым – всего лишь вопрос материи. Мы знаем, что неосязаемые вещи вполне реальны, и, возможно, в будущем мы обнаружим, что именно они-то и были истинно бессмертны. Я думаю так.

– Я тоже так думаю.

– Понимаешь, Куколка, когда осознаешь это – плыть по морю жизни становится намного проще. Признав, что все на свете имеет свой конец, даже самые хорошие и прочные вещи, ты перестаешь терзаться из-за нынешних и прошлых печалей. Однако маленькому мальчику трудно научиться любить кнут… а мы все до конца наших дней остаемся детьми, Долл.

– Да.

– И вот, видишь ли, почему-то я был избран именно для кнута. Кажется довольно несправедливым, что женщине, подобной этой, позволено превратить все вино жизни мужчины в уксус – но так часто случается. Если бы она теперь умерла, мне было бы горько – но я смог бы это перенести и просто ожидал бы своего часа в надежде присоединиться к ней в ином мире. Если она разлюбила меня и полюбила другого – я тоже мог бы это пережить, ибо моя гордость пришла бы мне на помощь, а кроме того, я знаю, что для таких женщин закон сердца – единственный закон. Неважно, к чему ее принудили. Утонченная женщина разлюбила вас, но принуждена жить с вами – такая женщина вам ни к чему, а сама себя она будет считать обесчещенной. Кроме того, я не прошу сочувствия в этом вопросе. Мне никогда не были симпатичны мужчины, которые поднимают шум по причине того, что они утратили любовь и привязанность своих жен или возлюбленных. Нужно было крепче держать! Если любой пришлый способен отбить у меня женщину – что ж, пусть. Значит, он сумел доказать, что он лучше, чем я, а что до леди – мне не нужна женщина, которая меня больше не любит. Впрочем, я думаю, что с Евой было немного не так.

– О, конечно нет! По крайней мере, она говорила, что несчастна.

– Я так и думал. Что ж, ты должна понимать, что все это очень тяжело. Ты знаешь, что я очень любил ее. Мне больно думать об этой женщине – о той, чьей любви я добился и которая самим небом и природой была предназначена мне в жены… но вот она принуждена вступить в брак с другим, как бы хорош он ни был – а я надеюсь, ради спасения ее души, что он хорош! На самом деле, все это наполняет меня чувствами, которые я даже не могу описать.

– Бедный Эрнест!

– О нет, не жалей меня. У всех свои неприятности – у меня вот такие.

– О! Эрнест… Тебе не повезло, ты потерял зрение, но, возможно, Критчетт или Купер смогут чем-то помочь.

– Даже все Критчетты и Куперы этого мира бессильны перед этим, моя дорогая. Но ты должна помнить, что я всего лишь потерял зрение – а многие погибли. Лучше потерять зрение, чем жизнь. Кроме того, у слепоты есть свои преимущества: она дарит больше времени на раздумья, и это успокаивает. Ты даже не представляешь, каково это, Долл. Вечная тьма, окружающая тебя стеной; одна длинная бесконечная ночь – даже если лицо согревают солнечные лучи. А по ночам – голоса и шорохи, словно прикосновения и зов бесплотных духов. Физическое тело беспомощно и отдано на милость этого мира, но тело духовное находится лишь в руках Всевышнего. Знакомые вещи приводят в недоумение, ты начинаешь гадать – а как они теперь выглядят? Как выглядят лица тех, кого ты знал? Это сродни внезапным воспоминаниям или снам о тех, кто давно уже умер, или о местах, которые ты не видел долгие годы… Обо всем этом, моя дорогая Долл, можно размышлять бесконечно. Когда в следующий раз ты проснешься в пять или шесть часов утра – попытайся быстро вспомнить, что только что занимало твой разум во сне. А после этого представь, что такое состояние продолжается все время, когда ты бодрствуешь. Вот тогда ты получишь некоторое представление о глубине, ширине и высоте полной слепоты.

Слова Эрнеста поразили Дороти до глубины души, она не знала, что ответить, и потому лишь сильнее сжала его руку, чтобы выразить свое сочувствие и симпатию.

Он понял ее – слепые очень чутки к таким вещам.

– Знаешь, Долл, вернуться к тебе, к твоей нежности и доброте это все равно, что обрести покой в мирной гавани после жестокой бури, – в это время солнце выглянуло из-за облака и залило светом лицо Эрнеста. – Да, это так. Словно вырваться на солнечный свет, проскакав многие мили сквозь дождь и туман. Ты приносишь душе мир, моя дорогая. Я ни разу не чувствовал себя так хорошо и спокойно за все эти годы, как сегодня, когда сижу здесь и держу тебя за руку.

– Я очень рада, Эрнест, – просто ответила она, и они пошли дальше в тишине.

В этот момент маленькая девочка, катившая по дорожке обруч, остановилась и с любопытством посмотрела на их пару. Она была очень красива, с большими темными глазами, однако Дороти заметила странную отметину у нее на лбу. Потом она увидела, как девочка подбежала к высокой изящной даме, гулявшей неподалеку. Позади дамы, на некотором расстоянии, шла нянька с младенцем на руках. Время от времени дама останавливалась, чтобы полюбоваться цветниками, где уже распустились весенние цветы – гиацинты и тюльпаны.

– Мама, мама! – раздался звонкий голосок девочки. – Там такой красивый слепой дядя! Он не старый и не уродливый, он не просит милостыню! Почему же он слепой, раз у него нет собаки-поводыря и он не просит денежек?

Эта маленькая леди, вероятно, полагала, что слепота является следствием наличия поводыря и желания просить гроши на пропитание. Иногда, кстати, это так и есть…

Высокая дама слегка повернулась к девочке и тихо сказала:

– Тссс, моя дорогая!

Теперь они были совсем близко друг к другу, поскольку дама с семейством шла навстречу – и Дороти почувствовала, как у нее перехватило дыхание, поскольку перед ней была Ева Плоуден, в этом не было никаких сомнений! Она стала бледнее, она стала элегантнее – но это, без сомнения, была она. Никто, видевший ее хоть однажды, не мог ошибиться. Разумеется, не могла и Дороти.