Патрик О'Брайан - Коммандер

— Добро пожаловать на борт, сэр! — воскликнул Джек, который пребывал в прекрасном настроении и обрадовался бы любому знакомому, хотя и хмурому лицу. — По-моему, мы впервые имеем такую честь.

Капитан Харт отсалютовал квартердеку, сделав вид, что прикасается к полям шляпы, с нарочитым отвращением уставился на неопрятных юнг, держащих фалрепы, морских пехотинцев с перекошенными поясами, на груду бочек для воды и маленькую толстую кремовую сучку Дила, которая выступила вперед и, опустив уши, всем своим видом показывая смущение, мочилась, сделав огромную лужу.

— Вы всегда держите свои палубы в таком состоянии, капитан Обри? — спросил он. — Клянусь моими потрохами, это больше похоже на склад припортовой ссудной кассы, чем на палубу шлюпа Его Величества.

— Нет, не всегда, сэр, — отвечал Джек, который все еще пребывал в превосходном настроении, увидев под мышкой у Харта вощеный пакет, в котором могло находиться только представление Адмиралтейства о присвоении Дж. А. Обри, эсквайру, звания кэптена, доставленное ему с поразительной быстротой. — Боюсь, что вы застали «Софи» врасплох. Не угодно ли зайти в каюту, сэр?

Экипаж был при деле, проводя шлюп среди судов и готовясь к швартовке, люди привыкли к своему кораблю, привыкли к своему месту якорной стоянки, которое их вполне устраивало. Но почти всё их внимание было приковано к голосам, раздававшимся за дверью каюты.

— Сейчас он ему покажет старого Джарви [96] Прозвище адмирала Джона Джервиса, отличавшегося суровостью. , — с усмешкой прошептал Уильяму Уитсоверу Томас Джонс.

Такая же усмешка видна была и на лицах многих из тех, кто собрался позади грот-мачты и мог убедиться, что их капитану устраивают разнос. Они любили его, были готовы пойти за ним в огонь и воду, но им было приятно думать о том, что и командира порой пропесочивают, снимают с него стружку, задают взбучку, дают нагоняй.

— «Когда я отдаю приказ, то рассчитываю, что он будет выполнен в точности», — с напыщенным видом повторил слова Харта Роберт Джессап, наклонившийся к уху Уильяма Эгга, помощника рулевого старшины.

— Тише вы! — вскричал штурман, которому не было слышно.

Но вскоре усмешка стала сползать сначала с лиц самых толковых парней, находившихся ближе всех к световому люку, затем вытянулись физиономии у тех, которые по их глазам, жестам и гримасам поняли, что происходит, и сообщили об этом остальным. И когда плехт упал в воду, пробежал шепот: «Не будет крейсерства».

Капитан Харт вновь вышел на палубу. Его проводили до катера вежливо, в атмосфере молчаливой настороженности, усиленной каменным выражением лица капитана Обри.

Судовой катер и баркас тотчас отправились за водой; ялик отвез казначея на берег за припасами и почтой. Маркитантские лодки отплыли со своими обычными соблазнами. Мистер Уотт вместе с большинством остальных матросов «Софи», оправившихся от ран, на госпитальном ялике спешил посмотреть, что эти педрилы с Мальты сделали с его такелажем.

Товарищи им кричали:

— Слыхали?

— Что, приятель?

— Не слыхали, значит?

— Давай, рассказывай.

— Ни в какое крейсерство нас не пошлют, вот что. Хватит с вас, говорит этот старый сучий хер, порезвились.

— Мы их потратили, пока на Мальту ходили.

— Наши тридцать семь дней!

— Мы конвоируем чертов тупой пакетбот в Гибралтар, вот. Большое вам спасибо за ваши старания во время крейсерства.

— «Какафуэго» правительство не купило — его продали поганым маврам за восемнадцать пенни и фунт говна. Это за самую-то быстроходную из всех шебеку, мать ее.

— Слишком медленно шли назад. «Не надо мне ничего объяснять, сэр, — говорит он. — Я лучше вас знаю, в чем дело».

— В «Газетт» про нас ничего не напечатано, и старый пердун нашему Златовласке никакого повышения не привез.

— Толкует, что фрегат не был в составе флота, а у его капитана не было патента — врет как сивый мерин.

— Так бы этому мудаку яйца и оторвал…

В этот момент разговоры были оборваны категоричным распоряжением с квартердека, которое доставил помощник боцмана с помощью линька. Но страстное негодование продолжало изливаться, пусть и шепотом, и появись капитан Харт снова, то начался бы бунт и его бросили бы в воду. Моряки были взбешены тем, как затоптали их победу, как обошлись с ними и с их командиром. Они великолепно знали, что упреки в адрес их офицеров совершенно беспочвенны; чтобы вызвать их возмущение, достаточно лишь взмаха платка. Даже недавно пришедшего на шлюп Дила потрясло обращение с ними, во всяком случае тем, что следовало из сплетен, подслушанных разговоров, умозаключений, болтовни лодочников и отсутствия красавца «Какафуэго».

Но на самом деле с ними обошлись еще хуже, чем по слухам. Командир «Софи» и судовой хирург сидели в капитанской каюте, заваленные бумагами, поскольку Стивен Мэтьюрин помогал капитану разбираться в документах, а также отвечать на них и составлять письма. Сейчас было три часа утра; «Софи» покачивалась на якоре, а тесно скученные матросы храпели всю ночь напролет (редкие радости стоянки в гавани). Джек не отправился на берег и вообще не собирался туда отправляться, так что тишина, почти полная неподвижность, долгое сидение с пером в руке как бы изолировали их от внешнего мира в их освещенной келье; и поэтому беседа, которая в любое другое время показалась бы неподобающей, сейчас звучала вполне обычно и естественно.

— Вы знаете этого типа Мартинеса? — негромко спросил Джек. — Господина, часть дома которого занимает семейство Хартов?

— Я знаю его, — отвечал Стивен. — Он спекулянт, будущий богач, нечист на руку.

— Ну, так этот тип получил контракт на доставку почты — уверен, работа не дай Бог — и купил жалкое корыто «Вентуру» в качестве пакетбота. С тех пор как ее спустили на воду, она не делала и шести узлов, а мы должны ее конвоировать в Гибралтар. Не так плохо, сказали бы вы. Но дело в том, что мы должны принять почту, погрузить ее на это судно, как только окажемся за молом, а после конвоирования вернуться сюда, без высадки или связи с Гибралтаром. Вот еще что я вам скажу. Он не переслал мое официальное донесение ни с «Сюпербом», который вышел в Средиземное море через два дня после нашего отплытия, ни с «Фебом», который шел прямо в Англию. И я готов побиться об заклад, что оно все еще здесь, в этом замызганном мешке. Более того, я уверен, даже не читая его, что в сопроводительном письме будет полно всяких домыслов насчет командира «Какафуэго», об отсутствии у него патента. Гадкие намеки и задержка донесения. Потому-то ничего и не напечатано в «Газетт». Нет речи и о повышении — в том пакете из Адмиралтейства находились лишь его собственные приказы на тот случай, если я потребую предъявить их мне в письменном виде.