Мишель Зевако - Маргарита Бургундская

После совещания, что прошло между Маргаритой, королем и Валуа, после прибытия Мариньи, которого должны были арестовать, но так и не арестовали, королева вернулась к себе, кипя от гнева. Мабель видела, как она ходит взад и вперед по комнате, затем бросается в свое просторное кресло. Зная характер Маргариты, камеристка предпочла ни о чем ее не расспрашивать, пока не подвернется случай. Но она всегда была под рукой, готовая получить уже подступавшее к устам Маргариты признание.

– А что там этот Роллер? – зашептала вдруг королева. – Этот солдат, что принес изумруды?

Мабель вздрогнула. Что, если Маргарите вздумается вдруг увидеть швейцарца? Вызволенный из тюрьмы, Вильгельм Роллер теперь находился в Доме с привидениями на кладбище Невинных!..

Но почти тотчас же она успокоилась.

– Ты уверена, – продолжала королева, – что он никому не успел ничего сказать?

– Вы можете быть спокойны, госпожа, – промолвила Мабель. – Этот лучник ничего не сказал и, вероятно, теперь уже ничего и не скажет.

Маргарита понимающе кивнула, и так как камеристка сделала вид, что собирается удалиться, произнесла:

– Останься. Останься, Мабель. Что-то у меня на душе неспокойно…

– Чего вам бояться? Король вряд ли что-то заподозрил, да уже и не сможет…

– А кто говорит о короле? – тихо сказала Маргарита. – Я беспокоюсь за Буридана, Мабель, того человека, который меня унизил… который никак не идет у меня из головы… особенно теперь, когда я знаю…

– Что вы знаете, госпожа?

– Ничего!.. Хотя нет, постой… Возможно, ты дашь мне совет… Буридан во Дворе чудес…

Мабель вздрогнула и почувствовала, что силы вот-вот ее оставят.

Но, переборов эту слабость, мать Буридана продолжала голосом, в котором королева при всем желании не обнаружила бы никаких эмоций:

– Так это против него готовится весь этот поход?

– Да, против него, – подтвердила королева. – Он умрет.

Сколь велика ни была ее боль, Мабель не издала даже и вздоха.

– Что ж, – произнесла она со странными интонациями, – если он умрет, вы будете отомщены, и то, что было предначертано судьбой, свершится.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, госпожа, что я всегда полагала, что Буридан умрет и без вашего участия, будь то от яда, кинжала, или утонув в какой-нибудь реке. Стало быть, и все предначертания судьбы сбудутся, раз он умрет.

– Да, – пробормотала королева, чье лицо еще больше омрачилось. – Он умрет, чему я безумно рада, и однако же душу мне раздирает такая боль…

– Боль! У вас!.. Вот уж никогда не поверю, госпожа!

– Ох! – простонала Маргарита. – Если ты и не веришь, что я ненавижу Буридана настолько, что желаю его смерти, и люблю его так сильно, что прихожу от этой смерти в отчаяние, пойми хотя бы, как я страдаю из-за того…

Королева умолкла.

Мабель, приглушенным голосом, не без надежды в душе, спросила:

– Уж не намерены ли вы теперь его спасти?

– Я! – проговорила королева, заливаясь смехом. – Я! Да если бы я могла… если бы я была одним из тех лучников, что пойдут на штурм Двора чудес!.. Я бы вошла туда первой и собственноручно заколола его кинжалом, пусть и умерла бы потом от боли, плача над его телом!.. Нет, видишь ли: что меня убивает, так это то, что с ним она, то, что если он и умрет, то умрет у нее на руках… У нее!.. Что он до самого конца будет любить ее, обожать, тогда как я…

– Так Миртиль – во Дворе чудес? – вздрогнула Мабель.

– Да, она там!

– С Буриданом?

– Да. И узнала я эту чудовищную для меня весть от отца Миртиль – Ангеррана де Мариньи!

Маргарита Бургундская вдруг распрямилась и – бледная, с горящими глазами – прошептала:

– Хоть одно будет утешение: знать, что они оба сгинули!

Воцарилась долгая тишина, во время которой обе женщины, погрузившись в мрачную задумчивость, размышляли каждая о своем.

– Да, – сказала наконец Мабель, – это будет для вас ужасное утешение. Их ведь ничто уже не может спасти, не так ли, госпожа?

– Ничто! Ничто на свете! Я вынесла смертный приговор им обоим!

– Обоим! Буридану и Миртиль? И ничто, даже вернувшаяся любовь, даже проблеск сострадания – ничто не способно сделать так, чтобы Буридан и Миртиль не умерли вместе?..

– Не волнуйся: они умрут оба!..

Мабель вышла из покоев королевы. Жуана, мимо которой она прошла, содрогнулась от страха – такой бледной, со столь ужасным лицом она никогда прежде ее не видела. Мабель не остановилась, спустилась по знакомой лестнице, которой пользовалась лишь она одна, миновала несколько дворов и наконец оказалась за пределами Лувра.

– Они оба умрут! – пробормотала она тогда. – Ни вернувшаяся любовь, ни проблеск сострадания, ничто, ничто на свете не может их спасти… Что ж, пусть же тогда умрет и она!..

Она побежала к Дому с приведениями.

Роллер ждал ее там с тем терпением, которое придает ненависть.

– Что, пора? – спросил лучник.

– Еще нет, но этот момент наступит уже скоро, – сказала Мабель. – Послушай: здесь, в этой комнате, хранится один свиток пергамента. Если этот документ прочитает король, Маргарита лишится всего и будет повешена: твоя месть будет так ужасна, как ты на то и не надеялся. Меня не будет несколько часов или несколько дней… Когда вернусь, скажу тебе, что нужно делать. Если не появлюсь через три дня, действуй сам.

– Хорошо, – промолвил Роллер. – Где этот свиток?

– Я скажу тебе позже. Но если меня не окажется здесь, чтобы сказать тебе это, поищешь его сам, и непременно найдешь. Главное, помни: этот документ убьет Маргариту вернее, чем яд или кинжал.

С этими словами она удалилась, вышла из дома и направилась ко Двору чудес.

Чего она хотела?.. Попытаться спасти сына и Миртиль? Или просто-напросто умереть вместе с ними? Она и сама толком не знала. Но чего она желала всем сердцем, так это увидеть его в последний раз, сказать ему: я твоя мать!..

Мабель бродила вокруг Двора чудес два дня.

Сначала она подумала, что попадет туда без особого труда, но первый же часовой, на которого она наткнулась, прогнал ее, пригрозив копьем. На всех улочках, через которые она пробовала проникнуть во Двор чудес, ее встречали караульные и такие же посты: пройти было невозможно.

В течение двух дней она если и ела, то лишь для того, чтобы не упасть в голодный обморок. По мере того, как шло время, ее горячка и отчаяние усиливались.

Вечером второго дня, прислушавшись к разговорам лучников, она поняла, что штурм начнется с рассветом.

Тогда она убралась восвояси.

Рядом с церковью Сент-Эсташ она присела на каменную ступеньку, под навесом, и так просидела с пару часов, уже отчаявшись найти способ пробиться к сыну… Не более двухсот туаз отделяли ее от Буридана. А Буридан был ее сыном. И этого сына она последний раз сжимала в объятиях еще в те далекие времена, когда они жили в Дижоне. И надо же было такому случиться, что именно она заманила сына в Нельскую башню! Думая о том, что она могла говорить с ним и его не узнать, Миртиль задыхалась от ярости и отчаяния. И мрачным рефреном в голове у нее звучала одна и та же мысль: «Как мне увидеть его вновь?..»