Виктор Лаптухин - Русский Бокондо

Тайная мастерская революционеров размещалась на самой окраине Петербурга, в подвале скобяной лавочки. Все соседи знали, что ее хозяин отослал семью в деревню, а сам целыми днями пропадает около казенной винной лавки или в ближайшей чайной играет в шашки с местным городовым. Торговля шла тихая, и редких покупателей обслуживал полуглухой старик, которому помогал подсобник — мужчина неопределенного возраста, весьма мрачной наружности. Обитатели лавочки вели себя смирно, в чужие дела не вмешивались, поэтому им никто лишних вопросов не задавал.

Толстые кирпичные стены делили подвал на несколько клетушек, забитых всяким хламом. Две из них были приспособлены для работы, а одна отведена под жилье. В ней и ночевал Николай вместе о напарником, лохматым студентом Технологического института. С раннего утра вместе склонялись над рабочими столами, лишь время от времени выходили покурить на задний двор, скрытый высоким забором от глаз прохожих.

На этих столах из самых неожиданных компонентов составляли взрывоподобные смеси, а затем осторожно раскладывали их по пестрым жестянкам и коробкам из-под чая, табака, конфет, которые на первый взгляд выглядели весьма невинно и ничем не отличались от тех, что продаются во всех магазинах и лавках.

Первое время у Николая, привыкшего иметь дело с взрывчатыми веществами заводского изготовления, тщательно проверенными в лабораториях и многократно испытанными на полигонах, все это производство вызывало тихий ужас. Студент довольно решительно колдовал над самыми непонятными составами, так что вначале мелькнула мысль — все это чистая алхимия, так, наверное, монах Шварц порох и изобретал. Но присмотревшись, понял, что нельзя не признать изобретательности и даже таланта напарника. Стало ясно, что тут уже проделана огромная работа, и созданные им составы могли сработать на самом деле. Вот только взрыватели ему не давались.

Убедившись, что новичок с Урала достаточно хорошо разбирается в подрывном деле, студент сам признался в этом. Николай поспешил его успокоить:

— Это ничего, я в соседней каморке сяду, там, если что и случится, то во взрывателе сила маленькая, детонации не должно получиться. На заводе у нас такое соседство запрещено строжайше, но здесь рискнем — стены толстые и дверь крепкая, железная.

— Научишь, как взрыватели снаряжать?

— Конечно, таиться не стану. Как первый соберу, все тебе покажу. Только уговор — пока не позову, не входи, дело тонкое. И еще одно, не знаю, чему тебя, друг-товарищ, в институте учили, но вот это и это смешивать без толку, одна копоть получится. Если же вот это и то хотя бы неделю рядом полежат, да еще в сырости, то очень просто рванут сами собой, без всякого взрывателя.

Студент взглянул недоверчиво. Задумался.

— Ты лоб не морщи, я верное слово говорю. Нас заводской мастер, когда еще в учениках ходили, смертным боем за такое бил и все приговаривал: «В нашем деле кто ошибется, от того и души не остается. С чем к Господу на Страшный суд явишься?» В действительности говаривал это не только что придуманный мастер, а реальный человек. Убеленный сединами кондуктор [1]на одном из кронштадтских фортов. Он и вправду не скупился на зуботычины для нижних чинов и в адрес нерасторопных офицеров мог отпустить самые срамные пожелания. Однако этому ветерану все сходило с рук, за массивными стенами форта снаряжались опытные образцы торпед и мин, а также изучались отказавшие на испытаниях различные взрывные устройства. За изумительное мастерство и прямо-таки сверхъестественное чутье в этом нелегком и опасном деле, а также за исключительную набожность все — включая и высшее начальство — уважительно называли старика «минным богом».

В напряженной работе дни проходили быстро. Студент оказался надежным напарником, с пустыми разговорами и расспросами не лез, своих чувств не изливал. Часами сидели не разгибаясь, осторожными движениями — создавали смертоносные снаряды, боясь на самое короткое время ослабить свое внимание. Немного расслаблялись только во время коротких перекуров, болтали на отвлеченные темы. Николай больше слушал, лишь порой задавал вопросы. О том, что ему и самому многое известно, молчал.

В словах напарника была правда, не все благополучно в Российской империи. Но поможет ли революция исправить дело? Как человек военный, Николай не мог не признать, что замышляется дерзкая операция против государственной машины. Но какой будет ее исход? Если речь идет о вооруженной борьбе, то неизбежно встает вопрос и о собственных потерях. Тому, кто знаком с военной статистикой, известно, что потери могут так поднять цену победы, что она будет приравнена к поражению. Хотя история учит, что иные полководцы и политики на этот вопрос не обращают никакого внимания.

Обитателей подвала не беспокоили, лишь однажды пришел бритый товарищ с вислыми усами, начальственно поинтересовался, как идут дела. Ему показали почти готовый метательный снаряд, договорились, когда и где можно будет провести его испытание. Дважды в день приходила Антонина, приносила поесть и донимала разговорами и настырными вопросами. Доверительно рассказала, что она теперь принята в ряды боевой группы и решительно готовится к борьбе с самодержавием. От Николая и студента, — этот оказался полным невеждой в прогрессивной литературе, а в мире искусства признавал одни лишь цыганские романсы, каждый раз требовала осилить роман «Что делать?». Особенно настаивала на необходимости изучить содержание снов героини романа по имени Вера Павловна. В них, по ее словам, достоверно предсказывалось светлое будущее России и всего человечества.

Выслушивать всю эту болтовню, безвылазно сидя в провонявшем химией подвале, было тошно. Но терпели. Николай сорвался внезапно, в самый последний день.

Раскрасневшаяся с холода девица влетела в подвал, заговорила с порога:

— Ну и духота у вас тут! Какие вы оба бледные! Ничего — сейчас накормлю, сегодня щи с говядиной. Ну, а какой сон Веры Павловны закончили изучать?

Увидела на столе пеструю жестянку из-под кофе, с пальмами, турками и верблюдами.

— Ой, какая красота! Совсем и не тяжелая, как раз мне по руке! Такую прямо под царскую карету метну!

Студент что-то хотел сказать, но как сидел, так и замер с открытым ртом. У Николая перехватило дыхание, по спине прошла холодная волна. Жестянка была уже снаряжена.

Спасла флотская тренировка, успел схватить Антонину за руку:

— Не шевелись! Отдай!

Уже приходя в себя, осипнув от волнения, добавил:

— Еще раз за что-нибудь здесь ухватишься, все к твоей Вере Павловне отправимся сны смотреть. Там уж она сама разберется, где говядина из щей, а где наши потроха!