Владимир Буртовой - Караван в Хиву

В первых числах декабря караван оставил берега реки Эмбы и углубился в ковыльные степи. Через два дня степи стали пестреть сначала небольшими, а затем обширными солончаками, потом перешли в сплошную равнину, покрытую редким разнотравьем вперемешку с неприхотливой полынью и кустиками верблюжьей колючки – верными приметами совсем близких голодных пустынь. Твердый грунт постепенно начал меняться, и уже маленькие бугорки песка указывали, в какую сторону чаще всего дуют здесь ничем не сдерживаемые ветры.

Едва кони ступили на первую полосу светло-желтого песка, как Данила Рукавкин снял с головы шапку, размашисто и с какой-то нескрываемой тревогой в глазах перекрестился.

Христиане, следуя примеру караванного старшины, тоже обнажили головы и с невольной робостью вглядывались в бескрайность, которая терялась, неведомая, за горизонтом, там, где пролегла Хорезмская земля.

– Взошел царь Давид в пустыню Иудейскую, а мы в Хорезмскую, так восхвалим Господа нашего, чтобы во здравии возвратиться нам к родному очагу, – проговорил Рукавкин.

Кто просто перекрестился троекратно, а кто, как Родион Михайлов и старый Кононов, вынули из-за пазухи крестики и поцеловали их да бережно спрятали.

И снова шли на юг, под звон колокольчиков и монотонное пение старого проводника в голове киргизского посольства. Казаки ехали впереди и по бокам каравана, высматривая дорогу на добрый десяток верст вокруг. Они-то в полдень третьего дня и приметили, как неожиданно южный окоем земли словно приподнялся и, медленно возрастая, серо-синей полосой начал приближаться.

Данила, чтобы выяснить причину такого явления, нагнал купца Малыбая и от него узнал, что показалось высокое плато, которое киргизы называют горой Юрняк [33] Плато Устюрт. .

Ближе к вечеру этот удивительный горный массив приподнялся над горизонтом настолько, что перекрыл весь небосклон необъятной стеной, изрезанной глубокими вертикальными оврагами. Почти отвесные северные склоны плато поросли чахлой верблюжьей колючкой, сизо-серой сухой полынью и невысокими зарослями злого репейника.

Караван пошел вдоль плато на восток. К Рукавкину подправил своего коня Григорий Кононов. Внимательно всматриваясь в извилистую природную стену вышиной до тридцати саженей, он негромко, будто размышляя, сказал:

– Где-то там, наверху, должна быть пустая крепость. Мы с князем в той крепости ночевали и запасались водой перед песками. Страх, сколько горя от жажды натерпелись. Не приведи бог вновь испытать такое.

Но был уже декабрь, жара в этих местах спала, случалось и так, что пустыню достигал с севера прохладный ветер, и становилось довольно свежо и неуютно, и не было возможности укрыться в складках земли.

Малыбай, спрошенный о той крепости, с живостью подтвердил:

– Да-да, почтенный мирза Даниил. Есть такой каменный юрта. Завтра будем его смотреть. Завтра один бег коня [34] Бег коня – 25–30 км (мера расстояния в степи). проходил, и к вечеру будет тот каменный большой юрта. Караван-баши Каландар знает удобный место для вечерний намаз, ведет нас туда. Там и коня поить станем и верблюдам много пить будем давать перед пустыня.

Через час-полтора действительно достигли небольшого пресноводного озера, в которое впадал ручей, вытекающий почти из подошвы отвесной стены плато. Кони и верблюды жадно пили холодную воду из родника, а потом их пустили под присмотром казаков на сочную траву по берегам озера. В укромном месте под горой разместили вьюки, разожгли костры из саксаула, причем поблизости обнаружили совсем свежую еще стоянку какого-то каравана. Достали походные котлы, мешки с пшеном и сухарями, начали готовить ужин.

Во время ужина Кононов, не спеша жуя больными зубами размоченный в сладком кипятке сухарь, рассказывал, как шли они тогда с князем Черкасским по каленым пескам, уже там, поверху этой горы. Чтобы сберечь лицо, голову заматывали белым холстом, потому как от нещадного солнца у многих началось кровотечение носом. Если же случался ветер, то песок больно хлестал по глазам, так что и смотреть вперед не было никакой возможности.

Потом припомнил случай, который произошел чуть позже, в песках. Однажды задул сильный южный ветер, а за ветром через некоторое время прямо на их отряд надвинулся огромный столб песка, согнутый в середине, будто немощная старуха на церковной паперти. Проводник отряда Ходжи Нефес со страху кинулся на колени, поклоны бьет, зубами стучит и едва выговаривает: «Джинн! Джинн!»

Столб песка толщиной в несколько саженей, как вспомнил Кононов, пронесся мимо перепуганного отряда и долго был еще виден, прыгая с обдутых ветрами немых барханов, уносясь прочь, заметая следы русского отряда.

– Зимой такого «джинна» нам вряд ли встретить доведется, – добавил в заключение Кононов.

Ночь прошла без происшествий, однако Данила долго не мог уснуть, ворочался на тюках, выискивая удобное положение. Потом понял, что думы о доме не дают ему сна, и не стал их гнать от себя. «Никола-зимний [35] 6 (18) декабря. теперь у нас, и снегу надуло… А в тихие дни деревья в иней наряжаются, как Дарьюшка в кружева на Христов день… А в заовражьях близ Самары теперь волки в стаи сватаживаются…»

Утром, поеживаясь от свежего воздуха, караванщики навьючили верблюдов, оседлали коней, позавтракали. Знакомой ему тропой проводник вывел караван на гору и снова запел свою нескончаемую, как сама пустыня, песню.

По плато, местами слегка волнистому, попадались небольшие солончаки с белесыми сухими донышками, иногда во впадинах застаивалась вода и рос рядышком неплотный упрямый камыш или низкорослый, по пояс человеку, саксаул. В этих местах видели несколько коршунов, подивились – кого здесь в пустой и чахлой степи, а вернее, полупустыне можно поймать? Но равняться ли человеческому глазу с глазом птицы, парящей под облаками? Если кружится, значит, уверен, что хоть малая, а добыча будет.

Шли весь день, а к вечеру чуть слева от маршрута каравана дозорные казаки подали сигнал – увидели какое-то строение. Караван-баши тут же повернул своего коня, заторопился. Ускорили шаг и понятливые верблюды, внезапно взбодрились кони. Люди тоже приободрились, послышались шутки, кому в каком месте достанется угол потеплее.

Крепость, построенная на берегу обрывистого воронкообразного озера, поразила караванщиков своим заброшенным, нежилым видом. Стены ее сложены из серо-белого маленького кирпича. Имела она форму четырехугольника с длиной каждой стены не более ста саженей. Войти в нее можно было только через одни ворота, обращенные к западу, в сторону глубокого озера. И никаких признаков жизни вокруг этого странного укрепления.