Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

– Баня! Сынок, держись! – Крик старого есаула Жилкина резанул Илью Арапова в самое сердце – барабанщик Жилкин, обняв руками проткнутый палашом барабан, прижал его к груди, а два гренадера пытались скрутить ему руки за спину.

– Проклятье! Атаман, смотри, нас драгуны отсекают от города! – Это подал знак беды Кузьма Петрович. Орудуя пикой, как вилами, он отбивался от заиндевелых на морозе егерей и их холодных штыков. Смятый солдатами, упал и не поднялся на ноги поручик Счепачев – живой, мертвый ли, того издали понять было невозможно.

– Отходи! Отходи к городу! – криком звал за собой своих казаков Илья Федорович. Кузьма Аксак и Иван Жилкин, который так и не смог пробиться к схваченному гренадерами сыну, во всю мочь горла повторяли повеление атамана.

Перед Ильей Араповым возник на коне прапорщик Панов. Предводительствуя своими казаками, он вслед за драгунами кинулся в драку, выполняя приказ майора Муфеля не допустить ухода бунтовщиков в город, вытеснить их на волжский лед и там всех уничтожить залповой стрельбой из ружей.

– Попался, вор! – крикнул Панов. – Хватайте воровского атамана! – Прапорщик по описанию сержанта Стрекина признал атамана, резко выбросил вперед копье. Ударил и широко раскрытыми глазами уставился на предводителя мятежников – тот качнулся, но копье, взорвав полушубок, в тело не вошло.

– Получай, иуда, плату за измену государю! – выкрикнул в бешенстве Илья Федорович и выстрелил из пистоля.

Панов выронил копье, вскинул руку, словно пытался закрыть лицо от бьющего в глаза снега, и повалился с седла. Но его крик «Хватайте атамана!» услышали ближние саратовские и Вольские казаки, кинулись к тому месту: схватишь атамана – непременная награда будет от начальства.

– Отходите к городу, братья! Отходите! – надрывал горло Илья Федорович. Ему снова и снова вторили чуть в сторону Иван Жилкин и Кузьма Аксак, который сидел уже на драгунском коне и прикрывал атамана. Кузьма Петрович обернул к Арапову в кровь разбитое лицо и прохрипел сорванным голосом:

– Уходи, Илюша! Уводи конных к Алексеевску! Я с пешими удержу драгун, сколь удастся. Батюшке Петру Федоровичу поклонись… ежели что со мной случится!

Неподалеку, среди тесных посадских переулков, отдельной кучей дрались липяговские мужики. Копьями, дубьем и вилами они отбивались от плотного строя егерей, а сами быстро убывали в числе, теряя иных побитыми в сугробах под плетнями, иных ухваченными в плен, а иные, увернувшись, прыгали через заборы и норовили дворами уйти от преследователей.

Илья Арапов лишь мельком успел заметить, как липяговский вожак Иван Обухов копьем сбил с забора увязавшегося было за ним солдата и пропал за обывательскими строениями… Но не видел атаман, что Обухова, который укрылся от погони на берегу Волги под перевернутой лодкой в надежде дождаться ночи и уйти из города, приметил священник самарской Вознесенской церкви Алексей Михайлов. Наскоро надев тулупчик, отец Алексей выбежал в метель, увидел поднимающегося от реки майора Муфеля и метнулся к его стременам.

– Господин майор! Узрел вора, укрывшегося от Божьего суда и достойной кары! Дайте мне солдатушек, и я извлеку его из потайного места!

Муфель распорядился, и отец Алексей, утопая в снегу, побежал на волжский берег брать липяговского предводителя Ивана Обухова…

Атаманова пехота, сжатая с боков от Волги драгунами и саратовскими казаками, а с центра теснимая егерями, отступала вверх, к жилым постройкам Большой улицы. Скоро рукопашная драка докатилась до пушечного редута. Огромный и страшный, разъяренному медведю подобный, Сысой Копытень банником бил по солдатским треуголкам, потом схватился за короткую шпагу, а когда на него навалились кучей, он пустил в ход тяжелые кулаки.

– Проклятый вурдалак! – завопил молоденький прапорщик, отлетая к бревенчатой стенке редута после крепкого удара Копытеня. – Убейте этого нелюдя!

Пронзенный штыком в спину, Копытень упал лицом в горку снега рядом с санным лафетом большой пушки и навеки успокоился. Рядом, оглушенные до потери сознания безжалостными ударами прикладом, были побраны егерями избитые в кровь канониры Наум Говорун и Потап Лобок. Выше редута, отступая к рыночной площади, отбивались пахотные солдаты и немногие уцелевшие солдаты бывшей второй роты поручика Счепачева. Андрей Мукин дрался в первой шеренге, ему и досталась горячая егерская пуля: пожилой капрал на скользком пушечном редуте с колена выстрелил шагов с сорока и не промахнулся.

– Самарцы! Отходите за плетни! Бейте государевых изменников из укрытий! – крикнул Илья Арапов, копьем отбиваясь от настырного казачьего есаула Тарарина: подлетел наметом, не дал времени пистоль перезарядить!

Из бокового переулка на есаула навалился вдруг невесть откуда взявшийся Ивашка Кузнец. Илья Федорович, увидев его рядом, не успел даже спросить, а был ли он в деревне Мосты, видел ли сбежавшего туда Вячеслава Гречина… Потеряв в драке копье и не умея как следует владеть саблей, Ивашка Кузнец перегнулся в седле, ухватил Тарарина за правую руку и немилосердным ударом кулака в острый подбородок вышиб есаула из седла под конские копыта. Без шапки, присыпанный снегом кудрявый Ивашка обернулся к атаману сияющим лицом и пока тот спешно перезаряжал пистоль, прокричал ему:

– Все в порядке, Илья Федорович! Твоя женка и сын уже в Борской крепости, ждут… – Потом увидел вновь наезжающих казаков, крикнул очутившемуся рядом шелехметьевскому вожаку Демиду Казакову: – Перекрой улицу! Видишь, вона еще казаки и драгуны валят за атаманом!

Вдоль заснеженной улицы, нахлестывая утомленных коней, вверх по склону спешили на помощь саратовским казакам поотставшие драгуны. Демид Казаков обернулся, недолго целясь, выстрелил из пистоля, подаренного есаулом Пустохановым, и с десятком конных поселенцев, с толпой самарцев да с шелехметьевскими мужиками приняли саратовцев и драгун на копья.

Илья Федорович, только на миг возликовав душой – живы и с ним милые Аграфенушка и Федюша, – вновь окунулся в ярость сражения.

– Самарцы! Благодарствую вам за службу от имени государя! А теперь уходите за плетни! Держите драгун боковым боем! – снова крикнул Илья Федорович, опасаясь, что не удастся коннице Гаврилы Пустоханова, которая дралась уже у земляной крепости, оторваться от эскадронов майора Муфеля.

И самарцы услышали атаманово повеление: оставляя на тесных улицах и в переулках отступающих пришлых мужиков, они в одиночку и партиями по пять-шесть человек перелезли через заборы и оттуда стреляли в драгун и казаков с флангов, со спины, а иных доставали длинными копьями, если кто по неосторожности приближался слишком близко к заборам.