Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

А как одному тебе порученное сие дело вскоре исполнить нельзя, то позволяетца тебе выбирать по себе поверенных и посылать в те жительства з данными от тебя наставлениями с принадлежащим числом конвоем для высылки сюда в армию всякого молотого хлеба; так же и овса, сколько найдется, высылать же. Да и то наблюсти, чтоб посланные от тебя поверенные не отваживались чинить крестьянам никаких обид; в противном же случае подвергнут себя его величества гнева. И порученное сие дело исполнять тебе, как можно наискорея.

Публикацию же, при сем приложенную, объявлять во всяком селении и чинить по сему его императорского величества указу во всем непременно.

Декабря 16 дня 1773 года.

Положив указ на стол, Илья Арапов облегченно выдохнул и как бы подумал вслух:

– Славно, что и до сего указа успели изрядный обоз снарядить к государю Петру Федоровичу без мешкотни. – Развернул вторую бумагу, пробежал зачин. – А это нам еще указ от государя из Военной коллегии, теперь сугубо по ратному делу. Слушайте, командиры, чту:

«Указ его императорского величества, самодержца Всероссийского, из Государственной военной коллегии находящемуся на Самарской линии атаману Арапову.

Небезызвестно есть при Государственной военной коллегии, что при твоей команде кроме вас, старшин, никого не состоит, а вы бес повеления сами распределить то не смеете. Чего ради сим его императорского величества указом повелевается тебе по рассмотрению твоему, со общих голосов, кто тому достоин, чины распределять.

И может сыскиваться будут к тебе в команду охотники (кроме тех, которые, забрав у верноподданного под работу деньги, во избежание чего, будут от них бежав, таковых не уваживать на то) в верности его императорскому величеству в службу, то таковых принимать и доставлять их, как надлежит быть военному человеку, ружьем, копьем и протчею исправностью. А протчих окрестностей Самарской линии жителям велеть быть в такой же исправности, как должность казачья требует; а по крайней мере у всякого б были копья. И чинить о том по его императорского величества указу».

– Вот это и славно! – порадовался Кузьма Аксак, наблюдая, как походный атаман осторожно свернул и вложил оба указа в плотный пакет. – Теперь сами можем, пожаловав чином, отправлять в иные места своих капралов да есаулов.

Илья Федорович, разворачивая третий большой лист, уронил на стол небольшой, в четвертинку, листочек бумаги.

– Что это? – удивился он, поднял, пробежал текст глазами, построжал лицом и попросил удивленного Кузьму Петровича снять с иконостаса Георгия Победоносца.

– К чему? – спросил тот, но волю атамана тут же исполнил, снял икону и встал с ней около стола.

– Сержант Иван Зверев, – позвал Илья Арапов секретаря своей походной канцелярии. – Прими сию присягу на верность государю Петру Федоровичу. Где прозвище опущено, там себя и назови.

Иван Зверев поднялся со своего стула у маленького бокового окна, где стоял его письменный столик, подошел к атаману и принял листок бумаги, исписанный крупными печатными буквами. Четко, привычным к командам голосом, прочитал:

– «Я… Иван Зверев… обещаюсь и клянусь всемогущим Богом, перед святым его Евангелием, в том, что хочу и должен всепресветлейшему, державнейшему, великому государю Петру Федоровичу служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови, в чем да поможет мне Господь всемогущий» .

– Целуй святую икону, государев раб. – Илья Федорович отобрал у Кузьмы Аксака икону, Иван Зверев преклонил колено, поцеловал оклад, троекратно перекрестился. – Поставь, Кузьма Петрович, икону на место. Вот, Иван, теперь ты тако же государев слуга, как и мы, до скончания века своего. Завтра пред церковью приведем к присяге всех новоизбранных казаков, да и в поход собираться надобно. Сержанту Куклину поручим озаботиться по сбору муки и фуража с окрестных брошенных помещиками имений. Так-то оно и будет ладно, – добавил Илья Федорович. – А теперь, сержант Зверев, чти манифест государя Петра Федоровича. У меня с натуги уж и глаза слезятся.

Иван Зверев, стоя, зачитал государев манифест:

– «Божиею милостью

Мы, Петр Третий, император и самодержец Всероссийский и прочая и прочая и прочая.

Объявляется во всенародное известие…»

Сержант Зверев читал медленно, чтобы легче впало в память, иногда останавливался и поглядывал на походного атамана, словно хотел убедиться, так ли он сам понимает слова государя Петра Федоровича, как то надлежит понимать…

За окном благовестили к вечерней службе, из кухни в горницу проникали запахи жаренной с луком рыбы и постного масла.

Дочитав до подписи «Петр» , Зверев осторожно положил манифест на стол и сделал два шага назад.

– Возьми манифест, Иван, да сними с него покудова две копии, – распорядился Илья Арапов, потом посмотрел на Василия Ианова, улыбнулся. – Слышь-ка, адъютант мой, сын солдатский, отыщи всенепременно Ивана Чернеева да еще Алексея Горбунова. Пущай, как отужинают, так и явятся в походную канцелярию ко мне.

– Что надумал, Илья Федорович? – поднял на атамана взгляд Иван Жилкин. – Неужто силу нашу разрознить хочешь перед походом? У Чернеева добрые казаки подобрались…

– А надумал я, други, дать Чернееву от имени государя Петра Федоровича звание хорунжего и отправить его с копией сего манифеста на Бугуруслан. А с ним для начала послать и его людей, что к нам временно пристали. Пущай явятся в своей слободе и именем государя поднимают бугурусланцев, отставных солдат да еще кинель-черкасских казаков на подмогу государю-батюшке. Алексея Горбунова пошлю впереди нашего отряда в Алексеевский пригород, что под Самарой. Дам ему полусотню пеших новонабранных казаков с Гаврилой Пустохановым, пущай добывают того пригорода и готовят жителей к нашему приходу. А мы тем временем выступим по реке Самаре, иные крепости под государеву руку прибирать будем, где миром, а где и военной силой, как бог даст…

Илья Арапов не договорил – вошла стряпуха и ворчливо объявила, что рыба стынет, пора к столу.

– Вот, братья казаки, а у нас, оказывается, есть и более важное, нежели военная служба, дело – надобно рыбу изничтожить, покуда не совсем остыла. Ну и я виновен: гости на печь давно глядят, видно, каши хотят…

С шутками, подталкивая друг друга, за Ильей Федоровичем на кухню прошли его соратники, тесно уселись за стол и принялись за ужин.

Василий Иванов вдруг вспомнил:

– Батюшка атаман! В Бердинской слободе подходил к нам твой давний знакомец из яицких казаков Маркел Опоркин. А с ним был малолеток. Передавали тебе поклон и пожелание успешного похода.