Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

Уже к концу смотра к площади из бокового проулка вышел пожилой мужик в старом солдатском кафтане, ведя с собой крепкого малолетка в длиннополой однорядке и в серой шапке набекрень.

– Ба-а, – протяжно выговорил стоящий рядом с Ильей Федоровичем Иван Жилкин. – Да это никак мой давний сослуживец и кум Иванов Василий своего сына к нам тащит!

Отставной солдат Иванов, вспахивая глубокий снег подшитыми валенками, подошел к атаману боком, словно готовый задать стрекача при первом же суровом слове, так же боком отдал поклон и неожиданно сильно толкнул в спину сына, торопливо, как будто боясь передумать, сказал:

– Возьми и Василья моего, атаман! Сгодится попервой в ездовые аль для посылок. Малолеток еще, двадцать один годок ему, а скоро и в рекруты совсем заберут, потому как солдатское дитя…

– Моему сыну Ивашке почти ровесник, – добавил Иван Яковлевич, с улыбкой рассматривая переминающегося на снегу парня. – А тот уже службу начал в Самаре, в Ставропольском батальоне барабанщиком. – И вздохнул. – Не довелось бы под старость лет с родным сыном в драке схватиться – побьет ведь, чертов сын, куда как в плечах раздался, поди! Ну, Васька, хочешь сбегать в гости к дружку своему на Самару, ась?

Кучерявый, с кошачьими зелеными глазами солдатский сын по робости не нашелся чего путнего ответить, как брякнул не думавши:

– Я ему, твоему Ваньке, нюх расквашу! Зачем он моей невесте озорным подмигиванием смущения делал, а?

Казаки захохотали. Старый солдат ткнул сына кулаком в спину, всенародно укорил:

– О чем брешешь, непутевый? И где? Пред атамановыми очами! Посчитает за недоумка какого. – И к Илье Федоровичу с кривым поклоном: – Он у меня грамотен, читать и писать куда как бойко обучен посредством битья от батюшки Афанасия… Да вот, говорлив не в меру! Иной раз дворовый пес умнее его сбрешет, право…

– А в нашем войске, отец, будь он хоть и пес, лишь бы яйца нес! – подал реплику Ивашка Кузнец.

– Этот Васька снесет яйцо да и цыпленка высидит! – поддакнул Иван Жилкин.

Илья Федорович улыбнулся – парень ему понравился. Круглолиц, с редким пушком над розовыми, как у девицы, губами, а в зеленых глазах бесовские искорки бегают – хочет шуткой ответить насмешникам, да атаманова гнева остерегается, чтоб не подумал, что стоит перед ним не человек, а беремя пустяков.

– Будешь при мне за адъютанта, Василий, – сказал Илья Федорович и обернулся к своим старшим командирам. – Теперь едем по окрестным деревням, тамо и коней для воинства набрать надобно. Ну, братцы казаки, с богом! Господь даст удачу, а удача придаст нам крылья. Тогда и окрестные мужики непременно к нам прилепятся! – Атаман взмахнул рукой и, поворотив коня к крепостным воротам, первым поехал в поле.

На церквушке зазвенькал маленький колокол – местный священник благовестил об уходе атамана в поход и желал воинству доброго пути и всяческих удач.

Поход и вправду оказался весьма удачным.

Два дня объезжал отряд Ильи Арапова близлежащие села и деревни. Брали в покинутых имениях скот, лошадей, раздавали крестьянам из помещичьих амбаров зерно и повсюду объявляли волю государя Петра Федоровича: на господ мужикам более не работать, потому как им вышла воля на веки вечные.

На общем сходе в деревне помещика Племянникова Илья Арапов зачитал изрядно уже помятый указ государя, который дан был еще Леонтию Травкину, а кончив чтение, спросил:

– Ну что, православные, аль не верите вы этому? Говорите!

Не долго мужики раздумывали: каждый видел в указе свою пользу – земля и воля из-под помещиков им обещана. А о победах государя над питерскими генералами и они уже изрядно наслышаны, уверовали в удачливую судьбу Петра Федоровича.

– Наш истинно государь объявился!

– Как не верить? Верим, батюшка атаман! Ждем нашего заступника от барщины треклятой!

– Желаем ему, батюшке, служить верой и правдой! Научи, чево делать нам, атаманушко?

– Ну а коль желаете батюшке нашему послужить и свою волю от помещиков оборонить, то государь Петр Федорович приказал набирать охотников в казаки. Государь обещает казакам жалование доброе и всяческие привилегии за верную службу.

Охотников набралось изрядно, да и сам Илья Арапов своей властью выбрал из крестьян еще десятка два, а всего постригли в казаки чуть больше ста человек. Всех рассадили по саням и великим обозом и табуном двинулись в Араповку.

Кузьма Аксак встретил атамана добрыми вестями – поболее двух десятков охотных мужиков на своих санях явились к нему служить государю. Да одно беда – оружия, почитай, никакого у новоприбывших: вилы, самодельные кистени. Лишь у десятерых добротные копья, откованные атамановым тестем Макаром. У иных самодельные, из кос перекованные сабли да из серпов длинные, до двух вершков, ножи.

– Не беда это, Кузьма Петрович, как ни то разживемся и мы оружием! – утешил помощника атаман. – Теперь спешно возвращаемся в Бузулукскую крепость да отправляем обоз с пропитанием в Берлинскую слободу. Государю такой подарок будет в радость.

На сборы бузулукского обоза ушел еще один день. Илья Арапов, посылая с обозом капрала Гаврилу Пустоханова и команду в десять человек, напутствовал:

– Поклонись государю от нашего воинства, подведи даренного от нас жеребца и напомни про манифест к народу. Надобен тот манифест для прочтения в дальних деревнях, где слух о государе не столь еще крепок. И пущай Иван Почиталин всенепременно напишет тебе текст присяги, чтоб воинство наше привести к законной службе Петру Федоровичу.

Илья Федорович приметил, что Василий Иванов мнется поблизости, понял молодого парня, засмеялся:

– Ну что, сын солдатский, берет охота самолично зрить государя? Об этом просить меня не решаешься?

– Берет, Илья Федорович! Да берет и сомнение: допустят ли генералы да атаманы к нему поглазеть вблизи? Накричат, дескать, под носом взошло, а в голове и не засеяно! А то и плетьми постегать прикажут на посмешище прочим.

– Ничего, Василий, не робей! Не отпыхавшись, и дерева не срубишь. Одного тебя, вестимо, не допустят, потому как всякий народ там может оказаться, в Берде, иной и со злым умыслом. А с капралом Пустохановым допустят. – И подсказал Пустоханову: – Слышь, Гаврила, ты дай-ка нашего жеребца Василию в руки, пущай он его и представит государю на осмотр.

Васька Иванов, сорвав с головы шапку, пустился в пляс, рассмешив отъезжающих с обозом казаков и пришедших проводить их жителей Бузулукской крепости.

– Садись в седло, плясун! – не сдержался всегда выдержанный Пустоханов. – Да не насмеши государя ненароком, вот тако же в пляс пустившись беспричинно. На своей шкуре узнаешь, что в ину пору и скоморохи плачут.

Илья Арапов проводил обоз за крепостные ворота, долго стоял наверху, наблюдая, как сани без происшествий переехали через речку Бузулук и, постепенно уменьшаясь в размерах, будто стираясь о накатанную дорогу, как о точильный камень, стали пропадать в мареве легкой поземки, что тянула с заснеженной равнины левобережья Самары.