Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

Иван Кондратьевич дал знак караульному солдату увести арестованного. Сказал:

– Будет ему здесь колокола отливать. Ежели и приврал со страху сей бунтовщик, показывая число своей шайки, однако ж, по подсчетам Тарарина, все едино сила на стороне воров. – Иван Кондратьевич встал. – Вам, господа офицеры, посменно нести службу при орудиях в земляной крепости и объезжать дальние караулы с проверками… – сказал и угрюмо замолчал.

Кутузов и Панов стоя ждали, что добавит еще комендант города или даст разрешение уйти. Капитан сообщил совсем безрадостную новость:

– Ныне неведомо куда из-под присмотра ушел бывший при пушках Сысой Копытень…

Илья Кутузов не сдержался и громко крякнул от досады, но смолчал, видя, что комендант еще что-то хочет сказать.

– Теперь и вовсе некому те пушки на лафеты ставить… А канониров от ставропольского коменданта все нет, хотя нарочным снова уведомлен – выехали, дескать, на санях. Опасение у меня есть, а не взяты ли те канониры взбунтовавшимися калмыками, а то и воровской шайкой? Зазря погибнуть могут так нужные нам солдаты.

Прапорщик Панов молча покачал головой, но понять, к чему относятся его сомнения, было трудно: сомневался ли прапорщик, что канониры вообще выехали, или что захвачены бунтовщиками, или что зазря погибнут такие нужные в смутное время пушкари…

Когда расходились от коменданта, Илья Кутузов во тьме едва не столкнулся с купцом Данилой Рукавкиным. Купец не упустил случая самолично расспросить подпоручика о первом столкновении с воинством объявившегося Петра Федоровича. Илья Кутузов хотел было сказать о выходе к пригороду двумя словами, но Данила взял его за рукав и попросил:

– Идем, голубчик Илья, ко мне. Сам из гостей от протопопа Андрея бреду не очень сытым, да и тебе к ночи что за охота холодную кашу из солдатского котла жевать? Посидим за пирогами, рыбки, с лучком жаренной, отведаем, чаем животы отогреем с мороза. Идем, и дамам моим в охотку будет тебя послушать.

Илья Кутузов вспомнил загадочную реплику пленного пугачевца, спросил у Данилы:

– Супруга твоего родственника Арапова все у вас проживает?

– У меня, – ответил Данила Рукавкин и насторожился невольно.

За поздним ужином Илья молчал, лишь изредка поглядывал на жену Матвея Арапова – в молодости красавицей, видно, была, а вот сынишка в родителя пошел – этаким пуганым совенком желтоглазым поглядывает. И ресницами мигает тако ж, как совенок, медленно и тяжело.

– Скажите, сударыня, кем доводится вам идущий на Самару самозванцев атаман Илья Арапов? – спросил Кутузов, когда убрали со стола кушанья и разлили по широким бухарским пиалам горячий чай с вареньем из лесной клубники. Спросил, а сам с любопытством – уже второй раз – посмотрел на старые казацкие сабли, висевшие на стене горницы.

– Да никем он нам и не доводится, – торопливо отмахнулась Анна Петровна. – Тот холоп был у нас конюхом, да по дури своей взбунтовал мужиков, сбил ватагу, вот и лиходейничает. Неужто столь окреп, что и на Самару уже идет? – У Анны Петровны глаза округлились. – А что слышно о Борской крепости?

– Доподлинных сведений не имеем, потому как посланные нарочные к Красносамарской крепости не проехали, на воровские разъезды натолкнувшись… Может быть, в осаду сели.

– От кого прознал, голубчик Илья, что того атамана Ильей Араповым прозывают? – спросил Данила Рукавкин.

– Ныне вечером словили мы у Алексеевска из его ватаги четверых человек. Один назвал своего предводителя. – Илья Кутузов поведал о том, как подступили они с прапорщиком Пановым под пригород, да опоздали самую малость захватить крепость.

– А еще тот вор к чему-то сказывал, что теперь, дескать, ваш супруг и его приказчик снова вместе и что это свидание им в большую радость.

Услышав эти слова, Данила быстро глянул на свояченицу – Анна Петровна в беспокойстве теребила кружевной платочек. И у Данилы в голове мысли ворохом: совсем недавно какой-то черкашенин передавал наказ Матвея Арапова своему приказчику Паршину спешно воротиться к нему в Борскую крепость, а теперь еще одна весть – встретились будто бы… Где встретились? В Борской крепости? Кто их там видел? Неужто тот пойманный бунтовщик опознал, сойдясь на сражении у крепости? Тогда к чему ехидство в пересказанных словах? Велика ли радость свидеться в осажденной крепости? Ведь не полк солдат с собой привел Савелий в Борскую крепость хозяину на выручку!

А может…

Думать о худшем не хотелось, и Данила пообещал Анне Петровне поутру непременно, с разрешения господина коменданта, переговорить с тем бунтовщиком Гаврилой Белым и все доподлинно выспросить про Матвея Арапова и его приказчика.

Илья Кутузов, не прерывая рассуждения хозяина дома, с горечью подумал: «До того ли тебе будет завтра, Данила? До расспросов ли пойманных воров? Может статься, завтра мы сами будем у них в кандалы закованными, а они с нас под пытками будут снимать спрос». – Поглядывая на несчастную женщину, вздохнул, сочувствуя ее горю.

Вспомнилась любимая присказка гренадера Степана: «Охти мне! Все товарищи в тюрьме: что-то будет и мне!» – поблагодарил хозяев за угощение и, сославшись на позднее время и надобность быть в земляной фортеции, раскланялся.

Эту ночь вся Самара провела крайне беспокойно. До поздних сумерек на перекрестках толпились взволнованные простолюдины, прислушивались, не громыхнут ли сполошные выстрелы у дальнего междуовражья, где у рогаток стоят усиленные караулы. До вторых петухов светились окна комендантской канцелярии, Самарского магистрата, многих отставных военных чинов, помещиков, которые имели свои дома в городе, а также местных именитых купцов. Выставленные караулы из солдат команды сержанта Мукина при поселенцах и каторжных рано утром 24 декабря доложили по начальству, что поднадзорные перекликались из окон казармы с проходившими мимо самарскими обывателями и гарнизонными солдатами, не сыщется ли у кого оружия, чтоб прогнать им караульных солдат и податься к государеву походному атаману Арапову в Алексеевский пригород.

– Проклятье! Перепороть бы шомполами этих крикунов! – негодовал капитан Балахонцев, когда сержант Мукин отрапортовал ему о волнении среди поселенцев. – А у меня даже лишних лошадей нет послать нарочного в Сызрань, еще раз поторопить капитана Краевича с гусарами сикурсовать к Самаре. Казаков отсылать не с руки – теперь каждое ружье нам в обороне весомо!

Последние слова его услышал вошедший в канцелярию отставной казачий ротмистр Хопренин. Махнув ладонью по влажным седым усам, он по-петушиному боком, из-под надорванной левой брови, глянул на встревоженного коменданта.