Владимир Буртовой - Демидовский бунт

Расстояние между врагами сокращалось столь стремительно, что полковник Олиц, не ожидавший такого оборота дела, отъехал за солдатские шеренги и едва успел дать команду. Драгуны поспешно опустились на колени, и навстречу атакующим грохнул оглушительный залп. Сизое густое облако дыма закрыло солдатские ряды, с высоких осокорей над Окою тучей поднялись перепуганные грачи.

– Примкнуть штыки-и! – послышались торопливые команды офицеров, а в ответ, заглушая, катилось с горы неистовое:

– Круши-и-и!

– Круши-и! – ревел вместе со всеми Капитон и, словно в угаре, толком не осознавая, где он и что с ним творится, бежал вперед. Знал лишь одно – бежит мстить за Федю, за поруганную внучку, за тяжкий каторжный труд на демидовских отработках, которые лишили последнего здоровья, за позорные плети приказчиков. Скорее, скорее бы сойтись грудь в грудь…

До солдат уже рукой подать! Сквозь поредевший дым видны мундиры, в напряжении застыли лица усатых и безусых Драгун.

Капитон на миг приостановился, выхватил из тяжело отвисшего подола увесистый камень и швырнул его в этот ненавистный и одноликий ряд. И вновь за камень…

Ладонь не старинный богатырский щит, ею от камня и тяжелого заостренного кола не укрыться. Под копыта взметнувшегося коня упал с разбитой головой подполковник фон Рен. С командира полка Олица камнем сбило высокий кивер. В четвертой правофланговой роте пожилой капитан прикрыл разбитую голову согнутой рукой и беспомощно отмахивался блестящей шпагой. Чья-то отточенная до синевы коса ударила капитану в грудь, опрокинула на смятую траву. Две сотни мужиков, ведомые Михайлой Рыбкой, сбили роту и начали обходить полк со стороны Оки.

Далеко не всякий солдат успел после залпа вставить в ствол вынутый штык.

В центре, неподалеку от Капитона, упал с рассеченной головой давний знакомец Парамон, который принес ему весть о смерти Федюши в тайном подземелье, здесь же пообок дрались Кузьма Петров и Иван Чуприн. Две шеренги солдат, побитые камнями и кольями, не смогли долго сдерживать натиск мужиков. Отбиваясь кто штыком, кто прикладом, драгуны попятились к паромной переправе, искали спасение в небольшой зеленой рощице…

– Полковника Олица хватайте! – кричал Чуприн, а сам смахивал с рассеченной брови кровь, чтобы глаза не застилала.

Перед Капитоном вдруг вырос рослый, с перекошенным от ярости лицом пожилой драгун.

– Проклятые бунтари! – прохрипел он и размахнулся ударить прикладом.

«Смерть!» – успел подумать Капитон и, защищаясь, вскинул рогатину, помимо воли зажмурив глаза в ожидании удара.

– Вот тебе! – Рядом промелькнул голубоглазый Егор, оглоблей перехватил занесенный над Капитоном приклад.

– Черт возьми! – Драгун растерялся на миг, и это погубило его. Капитон ударом ноги в пах сбил врага на землю, подмял под себя.

Кто-то, пробегая в гуще драки, больно наступил на спину жестким лаптем, не задержался помочь.

Над головой хлопнул пистолетный выстрел. Капитон вырвал из обмякших рук драгуна ружье, вскочил на ноги и обмер: в пяти шагах, широко раскрыв рот, захлебнулся последним глотком воздуха Егор. Из-под мягких темно-русых волос на переносье хлынула кровь. Только миг и держался Егор на ногах, потом рухнул, пропал за дерущимися мужиками и драгунами.

Капитон вскрикнул:

– Егор! Егорка! – попытался было протолкнуться к упавшему Егору и вынести его из свалки, но плотная масса людей понесла его дальше, вниз по склону, к роще.

Не чувствуя ударов по рукам, по спине, Капитон полез на полковника, окруженного изрядно побитыми солдатами. Олиц взмахнул шпагой, звякнула сталь о ствол ружья. И тут же кто-то ахнул полковника оглоблей со спины и заставил согнуться от боли. Капитон вцепился в офицерский сапог, потянул на себя, но сам взвыл от крепкого тычка в скулу. Молодого драгуна взял в кулаки подоспевший Кузьма Петров.

Чуприн достал-таки Олица рогатиной, но полковник, отбросив переломанную о ствол ружья шпагу, руками ухватился за древко страшного мужицкого оружия. Чуприн рванул рогатину на себя, Олиц вылетел из седла на плечи Капитона. Капитон тут же навалился на офицера всем телом. Преодолевая сопротивление рук Олица, вершок за вершком приближал он свои закаменевшие от напряжения пальцы к гладко выбритому кадыку над воротничком тесного мундира.

– Вот я тебя… за Федюшу, за Егорку, – хрипел от натуги Капитон. Багровея, хрипел под ним Олиц, красными прожилками покрылись белки выпуклых серых глаз…

Вдруг чьи-то руки рванули Капитона за плечи, оторвали от полковника.

– Ты что, озверел? – выкрикнул перепачканный кровью Чуприн, с трудом оттаскивая Капитона от вставшего на колени полковника. Михайла Рыбка, рогатиной подталкивая Олица в спину, повел из мужицкой толпы прочь к селу.

– Он только что Егорку… из пистоля в голову… побил, – задыхался Капитон и никак не мог попасть зуб на зуб от нервной тряски во всем теле.

– Потом поквитаемся. Олиц нам нужен живым как заложник! – Чуприн резко обернулся на гулкий конский топот за спиной.

Вдоль реки к переправе наметом возвращался эскадрон. Многие драгуны без киверов, на лицах – кровь, ссадины. Кони тоже в кровоподтеках, с порезами на шеях, на боках. За драгунами, поотстав на два десятка саженей, с криками гнались брынские работные и игумновские мужики, размахивая копьями, рогатинами, кистенями.

– Ага-а! Взяла наша! – возликовал Чуприн, уже не сомневаясь в победе над дрангунским полком. И вдруг крик справа:

– Солдаты! Солдаты!

Беда грянула со стороны переправы. Всеми забытая в драке пешая полурота, оставленная охранять паром, со своим офицером поспешила на помощь смятому и разбитому полку. Не решаясь залпом стрелять издали, чтобы не побить своих, офицер приказал действовать только наверняка, в упор. Захлопали выстрелы, упали убитые, пораненные. Ближние попятились, дав тем самым возможность окруженным драгунам отбежать к рощице и там сгрудиться, приходя в себя.

Заголосили у околицы женщины, и тут же вторым валом вниз хлынул резерв в несколько сот человек, выведенный на сражение Василием Горохом и Андреем Бурлаковым.

– Круши-и!

А слева подоспели брынские работные с Гурием Чубуком. Еще несколько минут, и не спасет Рижский полк свежая полурота в восемьдесят человек, вновь заклубится неистовая масса людей, разъяренных пролитой уже кровью.

Чуприн побежал навстречу Гороху и Бурлакову, замахал руками.

– Сто-ой! Отходи! Отходи все к селу! Будет кровь лить! Отходи-и!

Голос Чуприна подхватили старшие в боковых отрядах. Неуверенно и нехотя, словно весенний лед от мелководного берега, распаленное дракой мужицкое воинство оторвалось от вбежавшего в рощицу драгунского полка. Подбирая своих, ромодановцы медленно поднимались вверх к селу.