Владимир Буртовой - Демидовский бунт

– Потерял дорогу?

– А ее здесь и не было, атаман. Чутьем вел, а теперь, похоже, леший меня водит своей тропой потаенной. Кому же еще сделать такой свежий надлом? – И Панкрат глазами показал на куст, верхушка которого надломлена и повернута на восход. – Ништо, и мы не лыком шиты!

Панкрат присел на ворох листьев, быстро снял лапти, вынул подстилку из слежалой соломы и перевернул ее так, что место, где были пальцы, легло под пятку.

– Вот и вся хитрость мужицкая! – Панкрат, довольный принятыми мерами, усмехнулся. – Теперь леший будет водить нас путем неверным, а ноги пойдут туда, куда надо. Ступайте за мной.

– Сам ты, я посмотрю, лешак хороший, – буркнул Гурий и не очень уверенно пошел за проводником.

К вечеру по еле различимым приметам вышли на Черное поселение беглых. Лохматые, перепуганные, мужики долго не могли понять, каким образом Панкрат сумел найти к ним дорогу.

– Он у нас с лешим заедино, – отшутился Гурий Чубук – и к мужикам: – Да не тряситесь вы, ей-богу, зла вам не сделаем. Передохнем ночь, да и в путь. Нам не с руки здесь отсиживаться долго.

Поутру десяток крепких мужиков с самодельными рогатинами и кистенями пристали к Гурию.

– Здесь нам долго не промышлять, батюшка-атаман. Один раз пофартит, другой раз пронесет, да сколько лисе ни ходить в курятник, а быть воротником.

Старший среди беглых, косоглазый Игнат, о чем-то посовещался с Гурием, и отец Киприан услышал, как Чубук ответил:

– Коли вести твои верны, то нам такое дело с руки и не без выгоды. Веди к Иртышу, Игнат, – поднял ватагу в путь.

Незадолго до вечерних сумерек пятого дня пути вышли к Иртышу. Гурий и Игнат долго стояли над обрывом, словно кого-то ждали с часу на час. Потом атаман повелел ватажникам отойти на опушку приречного леса, костров не жечь, гвалта не поднимать и на обрыве не мельтешить без нужды.

– Ежели Филипп не обмишулился с известием, то сегодня гости будут непременно. Подождем, – сказал Игнат Гурию.

Филиппом звали старого деда на тайном займище беглых, куда почти одновременно с ватагой пришли два мужика, навещавших с доглядом неблизкий город Омск.

На глинистом откосе среди густых кустов остался дозорцем Игнат. Отсюда Иртыш просматривался на север, к Омску, верст на пять. Остальные отошли к лесу и полегли кто где.

Отец Киприан с кряхтением опустился на колени, тяжело стащил с плеч котомку, прилег рядом с Илейкой. За минувшую весну отрок заметно повзрослел, и монах давно не видел в его глазах полудетских слез, вызванных тоской по дому или горечью утраты отца и деда, как это часто случалось по ту сторону Каменного Пояса. И только по Добрыне с Евтихием тосковали оба одинаково, и старый и малый.

Тень от леса дотянулась уже до берега и вместе с тенью обрыва упала на медленную воду, зато правобережье все еще алело в лучах заходящего солнца. Там широко раскинулась Барабинская степь, безлюдная, необжитая.

– Атаман! – послышался из кустов ликующий голос Игната. – Идет наше корытце!

Илейка мигом, а отец Киприан с заметным усилием поднялись на ноги. По реке, преодолевая течение, шла барка. Медленно поднимались и падали в воду длинные весла. Косой треугольный парус жадно ловил ветер со стороны Барабинской степи и надувался, когда порыв был достаточно сильным. Если ветер стихал, то парус обвисал на мачте опорожненной торбой за плечами всюду гонимого от жилья бродяги.

Более часа барка была видна, потом ее закрыл от ватажников заросший кустами берег, и только Гурий и Игнат видели, как, дойдя до знакомого места, хозяин парусника распорядился повернуть к знакомому откосу берега и убрать весла. Крепкими веревками притянулись к массивным камням, спустили на песок шаткие сходни.

Ватажники по знаку Гурия затаились, опасаясь нечаянным словом выдать свое присутствие.

Еще через полчаса из-под обрыва потянуло запахом дыма: гребцы с барки готовили ужин, чтобы успеть за короткую майскую ночь набраться сил еще на один дневной переход. А сколько таких переходов будет до верховий Иртыша? Много, на все лето хватит. Мужики, отправленные в партиях по три десятка на каждой большой барке с военными грузами для далеких крепостей, возвращаться будут уже поздней осенью, проедая немногие рубли, которые казна выдаст им за тяжкий прогон.

Илейка присунулся к краю обрыва, отогнул куст полыни и увидел на приречном песке десятка полтора солдат. Чуть в стороне, ближе к обрыву, у костров расположились гребцы.

При виде царицыных слуг Илейка невольно стиснул кулаки. «Дома наших мужиков побили, и у Беловодья их набирается беглых ловить да поселения жечь из пушек. Неужто не осилит ватага солдат, поляжет на песке?..» Не додумал мысль до конца, отполз от берега. Какое-то время колебался, пересиливал страх, – легко ли решиться пойти на бой первый раз? И все же решился, прошептал монаху:

– И я с ватажниками спущусь, – сказал неопределенно, чтобы не беспокоить отца Киприана. – Вдруг да подберу себе от солдат какое ни то оружие полегче, – и принялся шарить впотьмах по земле руками, подыскивая подходящий камень на первый случай. Отец Киприан понял его, вынул из-под рясы пистоль, помедлил некоторое время, потом решительно протянул побродиму.

– Возьми вот… Прошу, сыне Илья, не лезь бездумно под солдатскую саблю, как эти пролетные головушки, – и покосился на ватажников, которые сосредоточенно проверяли свое оружие. – Ты у меня как синь порох в глазу… Сгибнешь если, то останусь я аки перст. С кем тогда в Беловодье побреду? В неведомую даль, куда и ворон, поди, костей русских не заносил. Иди, не дитя уже, чтоб за подол держаться.

Илейка молча и с достоинством принял пистоль, сунул за тугой пояс, проверил, надежно ли сидит.

– Ну, молодцы, на супостатов наших, с богом! – сказал Гурий Чубук и первым прыгнул с откоса вниз.

– Круши-и-и! – неудержимо, весенним оползнем ухнула ватага к речному прибрежью. Вслед за Гурием прыгнул с откоса Илейка, не разбирая во тьме, куда ступает нога. С носовой части барки ударил торопливый выстрел. Пуля свистнула над головой Илейки и тупо врезалась в сухой глинистый берег.

– Бей их! – кричал Илейка, заглушая в себе естественную боязнь близкой драки, тут же споткнулся обо что-то твердое и кувыркнулся через голову несколько раз, больно ударившись спиной то ли о камень, то ли о корягу. Вскочив, увидел впереди атамана. С пистолем и саблей, Гурий Чубук широкими скачками мчался к двум солдатским кострам. Размахивая над головой тяжелым кистенем, Илейку обогнал Панкрат Лысая Голова.

Солдаты побросали миски с кашей, вскочили, не сразу сообразив, что происходит. От темного берега по ним почти в упор ударили ружейные и пистольные выстрелы, человек пять или шесть упали, не успев схватить ружья или вынуть палаши для рукопашного боя с нежданным противником. Не дав солдатам времени опомниться, ватажники навалились всей массой, завязалась отчаянная, с хряском и руганью рукопашная драка, которая быстро переместилась от костров к шатким сходням.