Валерий Большаков - Мушкетер

Мигом собравшись, она объявила, что навестит лорда Холланда и обо всём разузнает. Приказав Мэри накормить гостей, графиня выпорхнула из дома.

Прошёл час томительного ожидания, и миледи вернулась. Узнав от нее последние новости, Быков побежал в конюшню.

— Вы что, совсем с ума посходили? — начал он страшным голосом. — Вы зачем этому придурку краски дали?

— Ну он же художник, — выдавил из себя Акимов.

— Мы и подумали… — пролепетал Шурик.

— Не знаю, каким местом вы думали, — грубо проговорил Яр, еле сдерживаясь, — но этот художник нарисовал портрет Олега и подписал в уголке: «Олегар де Монтиньи, корнет роты королевских мушкетёров, шпион кардинала Ришелье»! И выбросил свою писульку в окошко, не забыв упомянуть адрес Холланда. А какой-то босяк её подобрал и доставил графу лично в руки!

Пончик побледнел.

— И что теперь? — вопросил он сдавленно.

— Да ничего особенного. Олега заключили в Ньюгетскую тюрьму, а завтра повесят на «Тайбернском дереве»! [89] «Тайбернское дерево» — виселица из деревянных балок, в форме большого треугольника.

Камера была невелика, со всех сторон обжимая холодным, грубо отёсанным камнем. Бойница, пробитая в толстенной стене, была до того узка, что её не стали перегораживать решёткой, а в низкую дверцу, толстую, как в сейфе, бесполезно было стучать — глухой звук гас, не разносясь далеко.

Да и толку от этих стуков! Ну услышит тебя здешний вертухай и что? Безнадёга…

Олег уселся на деревянный топчан, прислонился спиной к каменной кладке и закрыл глаза.

— Бес-пер-спек-тивняк, — пробормотал он одно из любимых словечек Быкова-старшего.

Хотя почему? Это что, первая зона в его жизни? Он и в знаменитой Мамертинской тюрьме сиживал, и в застенки Октогона [90] Мамертинская тюрьма — пожалуй, самая страшная в Древнем Риме. Тюрьма Октогон находилась в Константинополе. его бросали, а давеча и Бастилию посетил. Ньюгетская тюряга в сравнении с ними — тьфу!

Сухов задумался. Оружия ему не оставили, конечно, но тут к стене ржавая цепь привинчена, можно расшатать да и вытащить. Всё ж какая-никакая, а железяка. Дашь врагу по кумполу, и будет тебе счастье.

Да нет, ерунда это. Перебить вооружённых охранников, когда те явятся за ним? Глупости. Нет, порезвиться, конечно, можно, да только на пути к свободе куча дверей и толпа стражи — и в коридоре, и во дворе, и у ворот. Всех не перебьёшь, умаешься.

Спору нет, сбежать отсюда можно, но на организацию побега нужно время, и немало, а у него сроки поджимают — завтра обещают вздёрнуть.

Если подумать, то лучшее место для молодецких забав — у самого эшафота. Главное, там стен нет, а стражники внезапно смертны.

Поток мыслей был разом прерван лязгом засова. Дверь отворилась, и в камеру вошли, сильно пригибаясь и удерживая шляпы, трое молодцев с пистолетами. Четвёртым протиснулся граф Холланд с горящим факелом в руке.

Поискав держак на стене, Генри сунул в него свой осветительный прибор и пристально посмотрел на Олега.

— Добрый вечер, граф, — сделал ему ручкой Сухов. — Хорошая сегодня погода, не правда ли?

Холланд усмехнулся.

— Отдаю должное вашему хладнокровию, шевалье, — проговорил он.

— В общем-то, виконт. Виконт д’Арси.

— Тем более. Но должен вам заметить, господин виконт, оказались вы здесь по причине излишнего благородства. К чему, спрашивается, вы сохранили жизнь Жербье? Будь он мёртв, я бы сейчас пил с сэром Северусом.

— Вы правы, граф, — согласился Олег. — Есть же хороший девиз: «Не спеши творить добро, дабы оно не вернулось к тебе злом!» Так нет же, отступил от сего мудрого правила.

— Вы и герцогиню де Шеврез надули. Мне передавали из Нанси, что Мари пришла в сущее бешенство, узнав, что расстроила планы герцога Бэкингема в отношении Карла, сама не желая того! [91] Речь о Карле IV, герцоге Лотарингском.

— Да какая ей разница, кого предавать? — пожал плечами Сухов. — Этой вздорной милашке лишь бы интригу заплести, да покруче. Политика для неё — развлечение.

Хмыкнув, лорд прошёлся взад-вперёд и спросил, не оборачиваясь:

— Скажите, виконт, вы не любите Англию вообще или ваша неприязнь направлена исключительно на герцога Бэкингема?

— А с чего мне любить Англию, милорд? С какой стати? Вы шкодите всему христианскому миру, и магометан успеваете лягнуть, и туземцам разным кровь пустить. По мне, так вы ничем не лучше испанцев или турок. А Бэкингем… Вы знаете, граф, я терплю содомитов, пока они не высовываются. Но этот извращенец зарвался, хотя сам по себе полное ничтожество. А король ваш подпевает ему, дурачок венценосный…

При этих словах бесстрастные лица охранников дрогнули, как и пистолеты в их крепких руках.

— Вы бы не трогали его величество, виконт, — с угрозой проговорил Рич.

— Да ну? — ухмыльнулся Олег. — А что мне за это будет? Знаете ли, милорд, висельнику позволено многое, в том числе говорить то, что он думает, не опускаясь до лести и лжи.

— Оставим это! — досадливо поморщился граф. — Вы хотя бы понимаете, что казнь — это наименьшее из наказаний за совершённые вами преступления?

— А что я такого сделал? — комически изумился Сухов. — Ну назвался другим именем. И что? Не понимаю, почему бы благородному дону не сменить имя!

— Что-что? — не понял Холланд, но тут до него дошло: — А-а… Нет, господин виконт, не прикидывайтесь невинной овечкой! Да я, только начав копать, за полдня насобирал столько доказательств вашей вины, что волосы встали дыбом! Боже правый! Я голову ломаю, отчего мою эскадру преследуют несчастья, а, оказывается, всё это ваших рук дело!

— Ну так судите меня, милорд! — прочувствованно сказал Олег. — Зачем же эти застенки? Зачем обещание прогулки в Тайберн?

Граф осклабился.

— Это обещание я намерен выполнить в точности, виконт!

— По какому праву?

— Господи Иисусе! По праву сильного! Герцог доверяет мне, поэтому оставил несколько чистых бумаг за подписью короля. Достаточно было вписать несколько строчек о вашем заключении и казни.

— Понимаю… Разумеется, очень невыгодно, чтобы меня судили Бог и страна, [92] Одна из стандартных формул английского судопроизводства. поскольку сразу станет ясной и ваша роль в этом деле, весьма неблаговидная. Да и опасно это — признавать, что человек, ради которого вы хлопотали об аудиенции, оказался врагом! Это же сразу бросает тень на вас самого. А уж как будет зол король!..

Холланд, не рискуя приближаться к Олегу, прошёл к двери и развернулся, покачался с пяток на носки.

— Знаете, почему я пришёл сюда, господин виконт? Вовсе не для того, чтобы насладиться вашим падением, отнюдь нет. Вы мне по-прежнему симпатичны, и… Вот скажите, а почему вы работаете на Ришелье?