Н. Машкин - Царь-колокол, или Антихрист XVII века

– Здорово, Сергеич! – сказал царь, входя в комнату и ставя в угол свой посох. – Давеча ты был у меня, а теперь, видишь, я здесь.

– За что так жалуешь слугу своего, великий государь, – произнес с умилением Матвеев, подвигая к нему с великим почтением высокое кресло.

– Полно, друг Артемон, чиниться со мной; ведь ты не в Грановитой палате. Теперь попросту, я твой гость, а ты мой хозяин. Ну что, как идет наша комедия?

– Идет вперед хорошо, по твоей государевой милости: на этих днях приготовил я для твоего царского величества, если соблаговолишь видеть, новое представление о царе Навуходоносоре и трех отроках в печи сожженных.

– Спасибо тебе, Сергеич, – сказал царь с видимым удовольствием, – мы сегодня же посмотрим ее. Однако делу время, а потехе час: я зашел к тебе еще посоветоваться кое о чем.

– Что прикажешь, государь; я твой и головой и делом.

– Знаю, что ты мне кривить не будешь, зато я считаю тебя своим другом.

Матвеев молча отдал низкий поклон царю, не прерывая слов его.

– Слышал ли ты, Сергеич, что говорят в народе про царь-колокол?

– В народе толкуют, что напрасно ты повелел вылить такой великий колокол, коли его и повесить нельзя, чтобы он благовестил во славу имени Божия. Говорят, государь, что лучше-де было бы, если бы ты из меди, употребленной на него, приказал наделать денег да роздал их по бедным. На слова эти сбивают народ раскольники, которых здесь водится немало и на Москве и возле Москвы. Они все рассеивают молву, государь, что повесить колокол не соблаговоляет Господь дозволить во гневе своем за то, что мы отправляем церковную службу по новым книгам, и что до того-де самого времени не поднимут колокола, пока все не будут молиться двухперстным знамением. Все эти слова я слышал своими ушами, в народе.

– Вот то же самое мне говорил и преосвященный Иона, который теперь хранителем патриаршего престола за отсутствием святейшего Никона…

Алексей Михайлович как будто бы с трудом выговорил это имя, некогда столь часто им произносимое. Было время, когда царь, не видав один день патриарха, печалился и грустил, что не слышал в этот день его поучительных бесед, что он сам не передал ему своих мыслей о разных предметах, занимавших его со времени последнего с ним свидания… Теперь самое имя патриарха было как бы чуждо его слуху, и Алексей Михайлович, произнеся его, погрузился в размышление. Матвеев также молчал несколько времени, не смея нарушить думу царственного мужа.

– Государь, – произнес он наконец, – ты почтил меня, за несколько минут перед сим, названием своего друга; позволишь ли ему повторить снова то, о чем он столь часто умоляет тебя: помирись со святейшим патриархом!

– Нельзя, Сергеич, не могу. Что скажет духовенство, синклит?..

– Скажут то, что ты повелишь им. Вспомни, государь, все, что он сделал для церкви, для государства, для царского семейства твоего, во время моровой язвы. Вспомни слова Спасителя: да не закатится солнце во гневе вашем; а ты, государь, произнося ежедневно слова молитвы Господней: и остави нам долги наши, – не хочешь отпустить его прегрешения…

– Перестань, Артемон, – произнес царь голосом, в котором выражалась больше просьба, нежели приказание. – Посуди сам, могу ли я теперь делать это, когда скоро приедут разобрать нас вселенские патриархи, мною же вызванные… Притом же бояре…

– Патриархов, если они и прибудут, отпустишь с честью назад, а насчет бояр, будто ты не знаешь причин, по которым они не желают, чтобы ты помирился со святейшим? Если бы только ты возымел мысль…

– Оставим это, – прервал царь повелительным тоном, не допускавшим возражения. – Пусть меня рассудит с ним Господь Бог на Страшном суде своем, когда не будет ни царя, ни патриарха, предстанут только рабы Божий: Никон и Алексей…

Снова наступила минута молчания.

– Ну, так я тебе говорил о колоколе, – сказал царь. – Нужно эти слухи во что бы то ни стало прекратить; надобно доказать народу, что Всевышний не оставил нас и поныне Святым Своим Промыслом…

При этих словах он набожно перекрестился.

– Воля твоя, великий государь, – отвечал Матвеев, – а я не придумаю, чем бы можно было помочь этому делу. Народ – как море, взбушует, так не скоро успокоится…

– Не было бы бури, Сергеич, не бушевало бы и море. А у нас буря – то, что мы сами виноваты: давно бы надо было колокол поднять на Ивана Великого.

– Как, государь?

– Да так. Что мы смотрели столько времени? Подряжали немцев устроить махины для подъема, да никто не взялся? Эко диво! Да разве колокол-то отливать они не попятились же? Кто взялся и сделал на славу? – не чужой, благодаря Бога. То же сделаем и теперь: клич кликнем между своими, и хотя дело трудновато, поднять на такую высоту разом пятнадцать тысяч пудов не избу срубить, – да Бог не без милости.

– Сам Господь внушил тебе, великий государь, мысль, – вскричал Матвеев с восторгом. – Я сегодня познакомился с таким молодцом русским и, кажется, готов отвечать головой, что он в этом деле будет полезен.

– Кто же он таков? – спросил царь с видимым любопытством.

– Он… здесь виден, государь, кажется, перст Божий… он сын того самого литейщика, который отливал Царь-колокол! Тех же лет, каков был и отец его в то время, та же голова…

– Дай тебе Бог, Сергеич, многие лета! – прервал царь с радостью, сиявшей во всех чертах лица его. – Ты меня так этим утешил, как будто гору с плеч снял. Знаешь ли ты, где он живет?

– Не ведаю, где живет, государь, а знаю, что он теперь у меня в доме, смотрит комедию, которую я велел показать ему, и если только прикажешь послать за ним…

– Да пойдем-ка лучше мы сами туда, благо теперь свободно, – сказал царь, вставая с кресла; делу время, а потехе час, это было любимое изречение мудрого государя.

Проходя жилыми комнатами в сарай в сопровождении хозяина и комнатных стольников, Алексей Михайлович посмотрел внимательно на стены дома и потом, обращаясь к Матвееву, произнес:

– В одном только ты, Сергеич, не хочешь выполнить моей воли: сколько раз я тебе говорю, чтобы ты выстроил себе новые большие палаты? Посмотри, как здесь тесно и какие ветхие стены?

– Все собираюсь, да другие дела отвлекают, великий государь, – отвечал Матвеев.

– Нет, Сергеич, это не отговорка, и я наперед сказываю, что не приду к тебе в гости до тех пор, пока не выстроишь нового дома.

– В таком случае я постараюсь, великий государь, сократить, сколь возможно, время этого наказания и завтра же куплю материалы для постройки…

– А чтобы и тут не было остановки, – прервал царь, обращаясь к одному из стольников, – то скажи завтра в приказе Большой казны, чтобы выдали оттуда Сергеичу на сооружение дома столько же, сколько отпущено было боярину Милославскому.