Чарльз Кингсли - Искатель приключений Эмиас Лэй

Она подняла свои скованные руки, чтобы закрыть лицо, и при этом движении на костлявой руке обнаружился ряд ужасных шрамов.

– Посмотрите сюда, господа! – указывая на них, сказал Иео с жестокой улыбкой. – Это работа папистских палачей. Я хорошо знаю, что означают эти знаки.

И он показал подобные же шрамы на своей собственной руке.

Командир отшатнулся с таким же ужасом, как англичане.

– Как очутилась эта несчастная на борту моего корабля? Епископ, так это пленник, которого вы прислали?

Епископ, который понемногу пришел в себя, посмотрел на нее, а затем быстро отодвинул свой стул, перекрестился и почти завопил:

– Проклятье, проклятье! Кто привел ее сюда? Уберите ее, не смотрите на нее. Она сглазит вас, околдует! – И он начал бормотать молитвы.

Эмиас схватил его за плечи и поставил на ноги.

– Свинья! Кто это? Очнись, трус, и скажи мне, или я разрежу тебя на куски!

Но, прежде чем епископ успел ответить, женщина испустила дикий крик, и, указывая на более высокого из двух монахов, спряталась за Иео.

– Он здесь! – кричала она на ломаном испанском языке. – Возьмите меня отсюда! Я вам больше ничего не скажу. Я вам сказала все и еще много неправды. О, зачем он опять пришел? Ведь они сказали, что больше не будут меня мучить.

Монах побледнел, но, как загнанный дикий зверь, обвел все собрание злым взглядом, а затем, в упор смотря на женщину, так сурово приказал ей замолчать, что она, как побитая собака, опустилась на пол.

– Молчи, пес! – вскричал Билл Карри, которому кровь бросилась в голову, и подкрепил свои слова ударом, поневоле заставившим монаха замолчать.

– Не пугайтесь, добрая женщина, и говорите по-английски. Мы все здесь англичане. Расскажите нам, что они с вами сделали.

– Новая ловушка! Новая ловушка! – закричала она с сильным девонширским акцентом. – Вы не англичане. Вы опять хотите заставить меня лгать, а потом начнете мучить. О, я несчастная! – закричала она, разражаясь слезами. – Кому мне довериться?

Эмиас стоял молча, полный жалости и ужаса. Какой-то инстинкт подсказывал ему, что он скоро услышит новости, о которых он боялся спросить. Но Джек сказал:

– Не бойтесь, душа моя, не бойтесь. Бог защитит вас, если вы только будете говорить правду. Мы все англичане и все из Девона, откуда и вы, кажется, судя по вашей речи. Корабль этот наш, и сам папа не посмеет до нас дотронуться.

– Из Девона! – колеблясь, повторила она. – Из Девона. Откуда же?

– Из Байдфорда. Это мистер Билл Карри из Кловелли. Если вы – девонская жительница, вы, наверное, слыхали о Карри.

Женщина сделала скачок вперед и бросилась Биллу на шею.

– О, мистер Карри! Жизнь моя! Мистер Карри! Так это вы? Ох, душенька! Но вы таки почернели, а я совсем ослепла от горя. Ох, кто только послал вас сюда, мой дорогой мистер Билл, чтобы вытащить меня, несчастную, из ада?!

– Кто же вы?

– Люси Пассимор, «белая колдунья» из Вилькомба. Разве вы не помните Люси Пассимор, которая сводила вам бородавки, когда вы были мальчиком?

– Люси Пассимор! – почти завопили все три друга. – Та, которая уехала с…

– Да! Та, которая…

– Где донна Рози Солтерн? – вскрикнули Билл и Джек.

– Где мой брат Фрэнк? – воскликнул Эмиас.

– Умерли, умерли, умерли!

– Я знаю это, – сказал Эмиас, садясь опять.

– Как она умерла?

– Инквизиция… он!.. – указала Люси на монаха. – Спросите его. Он приговорил ее к смерти. И спросите его! – указала она на епископа. – Он сидел и смотрел, как она умирала.

– Женщина, вам снится сон! – сказал епископ, вставая с перепуганным видом и отходя как можно дальше от Эмиаса.

– Как умер мой брат? – спросил Эмиас все еще спокойно.

– Кто вы, сэр?

Луч надежды сверкнул перед Эмиасом. Она не ответила на его вопрос.

– Я – Эмиас Лэй из Бэруффа. Знаете ли вы что-нибудь о моем брате, Фрэнке, который был взят в плен в Ла-Гвайре?

– Мистер Эмиас! Как это я не узнала вас по росту! Ваш брат умер…

– Но как? – настаивал Эмиас.

– Сожжен вместе с ней, сэр!

– Правда это? – обернувшись к епископу, спросил Эмиас совершенно спокойным голосом.

– Я… его… – заикаясь и задыхаясь, торопливо оправдывался епископ. – Я ничего не мог сделать по своему положению епископа. Я был принужден быть невольным свидетелем… Я – слуга церкви, сеньории и не мог вмешаться в это, как ни в какие дела инквизиционного суда. Я не принадлежу к нему – спросите его, сеньор! Что вы собираетесь сделать?.. – закричал он, когда Эмиас положил ему на плечо свою тяжелую руку и повлек его к двери.

– Повесить вас! – ответил Эмиас.

– Повесить меня?! – воскликнул злополучный старик и стал униженно молить о пощаде.

– Возьми черного монаха, Иео, и повесь его тоже. Люси Пассимор, этого молодца вы тоже знаете?

– Нет, сэр, – ответила Люси.

– Ваше счастье, брат Герундио, – сказал Билл Карри, меж тем как добросердечный брат закрыл лицо руками и заплакал. Но епископ продолжал кричать:

– Ох, не сейчас! Один час! Только один час! Я еще недостоин смерти.

– Это меня не касается, – заявил Эмиас. – Я знаю одно, что вы недостойны жизни!

– О, брат Герундио, – визжал епископ. – Молитесь за меня! Я обращался с вами, как животное. О, брат мой, брат!

– Не просите прощения у меня. Просите прощения у Бога за все ваши грехи по отношению к бедным невинным дикарям. Год за годом смотрели вы, как убивали ни в чем не повинных овец, и ни разу не подняли голоса в их защиту! О, покайтесь в этом, милорд, покайтесь, пока не поздно!

– Я покаюсь во всем, брат: и в своем отношении к индейцам, и к золоту, и к Тите. Только пять минут, сеньоры, только пять минут, маленьких минуточек, пока я покаюсь доброму брату! – И он повалился на палубу.

– Я не желаю подобной комедии там, где я распоряжаюсь, – жестко сказал Эмиас. – Уберите этого труса, – продолжал Эмиас, в то время как черный доминиканец стоял совершенно спокойно, сохраняя на лице нечто вроде улыбки жалости к несчастному епископу. Человек, привыкший к жестокости и упорный в своем фанатизме, он был так же готов переносить страдание, как и причинять его.

Епископ дал брату Герундио ряд мелких поручений относительно своей сестры и ее детей и маленького виноградника на солнечных склонах далекой Кастилии и умер, как доблестный муж Испании. Эмиас долго стоял в торжественном молчании, глядя на два тела, болтающиеся над его головой.

Вся манера Эмиаса держаться изменилась за последние полчаса. Казалось, он постарел на много лет. Его лоб нахмурился, губы сжались, в глазах появилось неподвижное спокойствие, как у человека, который замыслил великое и страшное дело и именно потому должен стараться быть спокойным, даже веселым. Когда он вернулся в каюту, он вежливо поклонился командиру, извинился перед ним за то, что так плохо играет роль хозяина, и попросил закончить завтрак.