Роберт Лоу - Воронья Кость

— Я преподал ему пару уроков, — прорычал Воронья Кость, и Орм печально взглянул на него. "Уж лучше бы он меня ударил", — подумал Олаф.

— Ты повесил всю его команду, как я слышал, — произнёс Орм и печально покачал головой. — Они были добрыми моряками, я знал их долгое время. А что же с самим Хоскульдом?

Воронья Кость оттолкнул от себя чувство стыда, внезапно рухнувшего на него, словно занавес, и прохрипел, презрительно махнув рукой.

— Спроси Гудрёда. Он вытащил Хоскульда с острова Мэн, и больше о торговце никто не слышал.

Орм вздохнул и почесал бороду. — Печальный конец.

— Всё закончилось худо, — хрипло сказал Воронья Кость. — Тебе не следовало использовать меня, как какого-нибудь трэлля, которого пускают впереди и ему достаются все удары.

Орм прищурил глаза и чуть приосанился.

— Я не использовал тебя вообще. Я предоставил тебе свободу выбора и дал всё что мог, чтобы ты сам нашёл свою судьбу. Я надеялся, что ты останешься верен Клятве Одина, которую ты принял, надеялся, что ты прежде всего человек, а уж потом принц. Но, мне кажется, я полностью ошибался.

Воронья Кость почувствовал, будто оказался внутри вращающегося вихря, земля внезапно ушла из-под ног. В этот миг его охватил ужас, и он запаниковал, что останется совсем один, словно корабль вдали от берега. Но затем всё исчезло, и мир снова вернулся в прежнее состояние.

— И вот мы здесь, — сказал он, глядя Орму в лицо. — Мы продолжим это дело вместе?

И всё же, чувство утраты было таким острым, будто кто-то в самом деле умер. Орм встретил взгляд его разноцветных глаз и кивнул.

— Да, — произнёс он, — ведь ты отыскал для меня мою Торгунну, и рассказал мне об этом, несомненно, к этому приложил руку сам Один. Самое меньшее что я могу сделать, то, что и делал ранее — поддержать тебя, чтобы твои небеса были, как и прежде, высоки. Но недолго, так сказали мне твои птицы.

Он замолчал, почесал бороду и задумался.

— Эрлинг сказал, что Гуннхильд и Гудрёд охотятся за жертвенным топором, — задумчиво сказал он, и Финн зарычал на Воронью Кость.

— Он смог бы рассказать ещё больше, — сказал он, словно ткнул Олафа охотничьей стрелой, — но понял, что нелегко говорить, когда у тебя меж бровей торчит топор.

Воронья Кость признал свою ошибку, резко хлопнув в ладоши, а затем, прищурившись, пристально посмотрел на нависающую над ними курящуюся гору.

— Ну что же, — проворчал он, — возможно Гудрёд уже ушёл вместе с топором, или Эрлинг думал, что это так, или ему просто поручили так сказать. Мы узнаем правду, лишь когда войдём в эту гору.

Он замолк потому, что появилась любопытная Берлио, ей хотелось увидеть живую легенду — Орма, она напялила на себя всю свою одежду, чтобы выглядеть чуть более привлекательной.

— Твои норвежцы называют это место Морсугур, — сказала она Орму. — Мне сказали, что это означает "время, что растапливает жир". Хорошее название.

Воронья Кость почувствовал её ладонь на своей руке, попытался стряхнуть и поразился её настойчивости.

— Вместе, — согласился он, глядя на Орма, понимая, что они вместе пока не закончат это дело.

— Я потерял всякий интерес к гаданию по птицам, — добавил он. — Теперь я не боюсь Матерь конунгов, как раньше.

— Dimidium facti, qui coepit, habet, — сказал Адальберт, оказавшийся вдруг поблизости. Орм обернулся и увидел костлявого священника, тот прятал руки в рукавах, капюшон рясы надвинут на лоб, на лице уже начала пробиваться густая борода. Адальберт улыбался.

— Тот, кто... — начал он.

— Тот, кто начал, уже сделал половину, — перевёл Орм. — Я тоже знаю это, священник.

— Странная у тебя нынче компания, — добавил он тихо Вороньей Кости, который хмуро посмотрел на него в ответ, мрачный, словно комок грязи.

— Это Адальберт, — сказал он. — Священник присоединился ко мне на острове Хай. Чтобы спасти мою душу — “probae etsi in segetem sunt deteriorem datae fruges, tamen ipsae suaptae eniten”. Хорошее семя, даже посаженное в скудную почву, принесёт хорошие плоды по своей природе. Разве не так ты мне сказал, священник?

— Очень хорошо, молодой принц, — пробормотал Адальберт. Орм усмехнулся.

— Ну, по крайней мере, ты выучишься латыни, — сказал он, а затем взглянул на Берлио.

Повисла длинная и неловкая пауза.

— Берлио, — сказала она твёрдо, когда поняла, что Воронья Кость не собирается её представлять. — Я из вендских земель.

— Рабыня, — добавил Воронья Кость, а затем многозначительно посмотрел на неё, — принадлежавшая принцессе.

Орм ничего не сказал, хотя и был уверен, что Берлио считала себя более важной персоной, чем Воронья Кость о ней думал. Он просто кивнул и отвернулся, его сердце ликовало; Воронья Кость вырос, но всё же ему предстояло ещё многому научиться — любви, дружбе и силе клятвы.

И они шли дальше, оставляя за собой людей, как слизняк слизь. Обетное Братство стало кулаком их отряда, побратимы почти не понесли потерь в стычках, с горечью подумал Воронья Кость, ведь почти всё уже было сделано до того, как они появились.

Но, тем не менее, от холода и скудной пищи страдали все, воины шли, пошатываясь, с замёрзшим дерьмом на ногах, некоторые падали и умоляли тащить их, другие же просили прикончить их чтобы не достаться живыми саамам. Остальные просто тихо и незаметно исчезали.

Узы, связывающие всех их, теперь представляли собой змеиный узел из клятвы, страха и надежды. Это удерживало воинов от того, чтобы перегрызть друг другу глотку, но неуверенность и недоверие никуда не пропали. Вид погребённых под снегом мертвецов только усиливал напряжение живых. Последний участок подъема на курящуюся гору буквально выжимал из них страх, словно воду из туго скрученной верёвки.

Гора казалась мрачной и седой, словно голова ведьмы, перед ними вздымались почти отвесные скальные стены. Они, спотыкаясь, преодолели нагромождения припорошенных снегом валунов, напоминающих спины китов, прошли весь нелёгкий путь от редкой линии мокрых, окутанных туманом сосен, где скрывались саамы в звериных масках. Здесь не было слышно птичьего пения, впереди зияла тёмная расщелина, из неё воняло тухлыми яйцами. Лишь один Финн обрадовался этому месту, потому что здесь было тепло.

— Здесь достаточно тепло, так что тает весь нападавший снег, — сказал он восторженно, будто сообщил хорошую новость. Все почувствовали тепло, которое слегка скрашивало зловоние, вырывающееся из дыры в горе. Но ничего более их не радовало, все их мысли были заняты тем, что придётся войти внутрь, как заявил Свенке Колышек.

— Я имею в виду, — рассуждал он, — что если тварь, живущая внутри, дышит так горячо, что весь снег неподалёку превратился в воду, то похоже, мы идём явно не в заячью нору.

— Да уж, сейчас я обгажусь от страха, — прорычал Кэтилмунд, а затем взглянул на Воронью Кость. — Пусть трясутся от страха те, кто нарушил клятву, и остался без покровительства Одина.