Олег Шишкин - Тайны древних цивилизаций

Помимо точного звездного календаря, египтяне обладали весьма продвинутой правовой системой, сложной философией, завязанной на поисках значения жизни и смерти. Существовала развитая практическая медицина, была доступна даже стоматология! Археологи обнаружили множество черепов еще времен правления фараона Джосера (2600 лет до нашей эры) – на них следы сложных стоматологических вмешательств, вплоть до имплантации зубов.

Так почему же цивилизация, обладавшая такими научными знаниями и развитой культурой, никогда не пыталась проецировать их на окружающий мир? Египетские фараоны при всем своем могуществе даже не помышляли об экспансии, подобной римской или греческой. Все их великие военные походы имели такой скромный радиус действия, словно они боялись далеко отходить от родного побережья Нила. Почему внешний мир интересовал их так мало? Возможно, разгадка кроется в древних иероглифических письменах жрецов. Не все дошло до нас в сохранности, но даже то немногое, что было найдено и расшифровано учеными, оставляет больше вопросов, чем ответов.

На многих обнаруженных изображениях присутствуют вещи, которых там никак не могло быть! Древние барельефы совершенно неожиданно «демонстрируют» странные приборы, летательные аппараты (вспомним схожие элементы у южноамериканских индейцев), существ, одетых в нечто, напоминающее скафандры, непонятные цилиндрические пульты управления в руках у фараонов и многое другое, что кажется атрибутом современной научной фантастики.

Конечно, невозможно представить, чтобы эти рисунки были сделаны с натуры или хотя бы очевидцами. Однако надо принимать во внимание то, что в Древнем Египте существовала потрясающая система преемственности знаний, позволявшая передавать информацию от поколения к поколению через сотни и тысячи лет, сохраняя все до крупицы. Можно представить, что скульптор, высекавший эти загадочные знаки, иллюстрировал предания, такие же древние, как сами пирамиды, прочитанные на старых папирусах или услышанные им из уст жрецов. И речь в этих преданиях шла о событиях тысячелетней давности, когда с неба, окутанные звездным пламенем, спустились боги, ведомые премудрым Тотом. Согласно египетской мифологии, Тот подарил египтянам письменность, календарь, научил строить и врачевать.

Может быть, в этой легенде кроется разгадка того, каким образом разрозненные племена, ведущие бесконечные междоусобные войны, за 3000 лет до нашей эры неожиданно объединились в могучий союз Верхнего и Нижнего Египта и в короткие сроки совершили прорыв одновременно в области государственного устройства, науки, формирования письменности. Образовалось Древнее царство, и на трон взошли «потомки богов» – первые фараоны. Началось строительство самых странных и величественных сооружений в человеческой истории, звездных маяков – пирамид, тесно связанных с «божественным пришествием». Ведь как раз в это время египтяне отходят от разнообразных местечковых культов и обращаются к религии «небесных богов», богов-пришельцев, обучающих знаниям.

Боги посетили египтян, спустившись с небес в пламени, принесли свои дары и исчезли. Исчезли, оставив после себя воспоминания, передававшиеся жрецами черного русла из поколения в поколение. Воспоминания постепенно превращались в мифы и легенды, сохраняясь в виде загадочных иероглифов, странных обрядов и тайных знаний жреческой касты.

Все это породило в умах жителей долины Нила удивительную, не похожую ни на какую другую, философию, провозгласившую духовное единство человека и животного, серьезное и пытливое отношение к смыслу и назначению жизни и смерти, загробному существованию и, конечно, неразрывную связь со звездными праотцами. Благодаря подобным воззрениям взгляд египетской знати был не направлен на захват и подчинение всего мира, а обращен вверх, в космические дали, туда, где скрывается утраченный истинный смысл их бытия.

Прохор долго прощался с земским доктором, кашлял, кланялся, извиняясь за беспокойство. Из сеней слышался его виноватый бас, перебиваемый недовольным тенорком молодого врача:

– Компресс менять каждые два часа. И рыбий пузырь давать – не сметь! Вы слышите меня? Вы ей только хуже делаете!..

Он говорил еще что-то, но его удаляющийся голос потонул в шуме дождя. Через пару минут Прохор грохнул тяжелой дверью об дверную колоду и в угрюмом молчании подошел к печи. На полатях, над печью, лежала его единственная дочь, которую уже третий день терзала необъяснимая жестокая лихорадка. Настенька, еще совсем недавно налитая спелая девица шестнадцати лет, теперь осунулась и похудела почти вдвое. На щеках пылал нездоровый румянец, а ввалившиеся карие глаза глядели на отца, не узнавая. Прохор поправил сбившийся, резко пахнущий компресс и с тяжелым вздохом отошел.

Агафья, его жена, сидя неподвижно на бабьей лавке с пряжей в руках, проводила его мрачным взглядом.

– Не поможет он, дохтур твой. Надобно тебе идти к цыганам, искать ту старуху и в ноги ей падать, прощения просить, подарки дарить. Что хочешь делай – только милость ее заслужи!

Агафья швырнула пряжу в угол и, сложив руки, уставилась в стену полным боли взглядом… Прошло четыре дня, как на праздник Покрова Прохор, проезжая через сельскую ярмарку на лошади, запряженной в телегу, столкнул в грязь старую цыганку. Старуха, древняя и уродливая, закутанная в разноцветные лохмотья, потешно плюхнулась в канаву под всеобщий смех. Прохор тоже пару раз весело гыкнул и, довольный, что рассмешил честных людей, бросил через плечо: «Старая подвинется – ничего не отнимется!» Цыганка, сидя в грязи, злобно бормотала себе под нос, не сводя с Прохора черного взгляда. Среди ее бормотания на непонятном языке ясно послышалось на русском: «У тебя отнимется».

Уже вечером, явившись домой после ярмарки, Прохор, довольный и пьяненький, неожиданно обнаружил, что потерял ладанку с прядью Настенькиных волос, которую всегда носил на груди под рубахой. И той же ночью началось. Дочка упала в припадке, за считаные минуты стала горячей, словно печь, говорила в бреду странные и страшные вещи. Ее положили на полати, и больше она не вставала.

Приезжий доктор, осмотрев девушку, сильно осерчал, сказал, что больна она не меньше недели, что за три дня лихорадка так молодое здоровье побороть не могла, видать, родители проглядели. Сказал, что надежды мало, и в раздражении уехал.

Прохор задумчиво пожевал бороду, достал из-за притолоки завернутую в тряпицу пачку ассигнаций и сунул ее за пазуху.