Михаил Шевердин - Тени пустыни

— Аллах знает, какой — то перс…

— А ну — ка, Хайдар, пусти, — прозвучал еще один голос. — Поговорю с Тюлегеном… Всегда найдется у него пара палочек шашлыка.

— Там никого нет, товарищ Зуфар. В шашлычной никого нет… Закрыта шашлычная.

— Закрыта, говоришь, а запах… Отличный запах.

— Закрыто!

— Ну на, Хайдар, закури… Да подержи лошадь. Пойдем, Зуфар, в город, поищем, где поесть.

— Давайте коня поставлю в конюшню.

— Ты молодец, Хайдар. Я всегда знал, что ты молодец.

Многие из сидевших в шашлычной провели по бородам и пробормотали: «Аллах, пронеси!» Подбежавший было к двери Тюлеген Поэт многозначительно прижал палец к губам и на цыпочках вернулся к мангалу.

С минуту он прислушивался к удалявшимся шагам, к стуку копыт, к далеким шумам базара.

— Убрались!.. Вот прилипли, — вырвалось у Хужаева. — Дураки и нахалы!

Он вылез из — за мангала и, покачивая головой, принялся бережно счищать с пальто соринки. По растерянному лицу его видно было, что он донельзя ошеломлен внезапным уходом господина Али и понятия не имеет, что теперь делать. Он смотрел на Тюлегена Поэта. Тюлеген испытующе смотрел на него.

Тюлеген показал взглядом на замерших в немом вопросе любителей шашлыка и что — то быстро зашептал Хужаеву.

В шашлычной сделалось совсем тихо…

Когда дверь распахнулась с пронзительным скрипом, все были заняты своими мыслями, а Тюлеген Поэт все еще шептался с Хужаевым. Дым синими спиралями крутился под закопченным потолком, и шашлычная тонула в полумраке. Широкая полоса желтого света ворвалась со двора. Тогда все увидели — в шашлычную зашел чужой, и всем стало нехорошо.

— Вот здорово! А нам Хайдар болтал, что шашлыка нет. Хорошо, мы вернулись! — проговорил осанистый молодой армянин. Его приятное с выразительными чертами лицо приветливо улыбалось. Выпуклые газельи глаза тоже улыбались. — Э, Тюлеген, шашлыка здесь объесться можно! Что же твой Хайдар натрепался?

Только теперь спохватился Тюлеген Поэт:

— Это ты! Ай — яй — яй, друг Ашот… армянин Ашот…

— Слава Арарату! И товарищ Хужаев здесь?.. Здравствуйте, товарищ начальник! Да тут еще… полон духан народу! Да что вы, воды в рот набрали или вас всех дракон прихватил? У твоего, Тюлеген, Хайдарки голова круглая, а мозги худые. Болтает: никого в шашлычной нет, пусто, а у тебя полна коробочка. Мек, ерку, ерек, чорс… о, ут, инны, масы*… Разве ты пропустишь базарный день? Все знают, ты из блохи жир вытопишь.

_______________

* Один, два, три, четыре и т. д. (детская армянская считалка).

И он с благодушной улыбкой разглядывал застывшие фигуры сидящих на помосте.

— А шашлыку — то целая арба. Эй, штурман! Эй, Зуфар! Иди сюда! крикнул он в сторону двери. — Э, Тюлеген, друг, что у тебя, наконец, происходит? И что это за конспиративное сборище на базе шашлыка?

Ашот произнес слово «конспиративное», очевидно, без умысла, но сомнение затуманило его взгляд, и он, пряча смущение, взял сам с мангалки две палочки шашлыка и поискал глазами место на нарах.

Через порог переступил Зуфар. В низкой шашлычной он казался очень высоким. Нос с горбинкой, толстые губы, крошечные усики, острая бородка делали его похожим на батыра Равшана древних дастанов. Только форменная фуражка с золотым шитым «крабом» была совсем неуместна.

— Валяй, Зуфар, дружище! Целая арба шашлыка! Всем хватит! — сказал с набитым ртом Ашот и хихикнул.

— Куда вы? — вдруг озлился Хужаев. — Шашлычная закрыта. Нет шашлыка. Понятно! За — кры — та!

— Здравствуйте, товарищ Хужаев, я вас… — смущенно заговорил Зуфар, — вы мне… я к вам…

Он явно не ожидал встретить такого ответственного работника, как Хужаев, здесь, в шашлычной. Но то, что произошло дальше, удивило и потрясло и его и Ашота. Хужаев буквально завизжал:

— Что? Кого? Меня? Да как вы смеете! Да вы знаете, кто я? Да кто позволил?

Он покраснел, вспотел. Из горла у него вырвались неразборчивые звуки.

— О! О! Лаять — тоже ремесло. — Обиженно Ашот кинул шампур с недоеденным шашлыком обратно на мангалку, вытер тщательно руки грязнейшим полотенцем и, сделав под козырек, повернул к выходу. — Пошли, Зуфар! Оказывается, зоотехникам и штурманам шашлык не выдается… Графьям и только избраннейшей публике…

Молодой штурман растерянно озирался. Он тоже обиделся.

— Нельзя! Сказано, нельзя! — никак не успокаивался Хужаев. Он подскочил к Зуфару и, тыкая ему пальцем в грудь, кричал: — Нельзя, нельзя! Не забывайтесь! Очистить помещение!

Ашот совсем не расположен был вступать с Хужаевым в пререкания, даже из — за шашлыка. Он боялся наговорить лишнего… Он и так уже успел брякнуть что — то вроде: «От дурака и сова улетит». Длинный язык укорачивает жизнь. Оставалось стиснуть зубы и покорно удалиться. Но тут же, полный изумления, он воскликнул:

— Сардар? Здесь?

Остолбенело Ашот застыл перед помрачневшим, прятавшим под кипенно — белой папахой свое рябое лицо туркменом. Оно было полно высокомерия и спокойствия, только шрам, рассекавший от уголка глаз до бороды всю щеку, предательски побагровел.

— Здравствуй, лошадиный доктор, — пробормотал сардар в полной растерянности. — По — прежнему коней, баранов лечишь?

Но Ашот все еще не преодолел своего волнения.

— Ты, ты? Ты теперь? Разве теперь? — Лицо его посерело.

— А ты… Кхм… бараний доктор теперь в Хазараспе? — Шрам на щеке сардара посинел.

— Да, а ты? Ну, как твой быстроногий? Здоров?

— Напрасно ты только его лечил. Скоро проклятая пуля красноармейца пресекла его жизнь… э… ой…

Первое удивление прошло, и на смену ему родились подозрение и испуг.

— Значит… пуля… — проговорил Ашот, — значит, ты…

— О творец! — пробормотал сардар.

— Час от часу не легче! — вырвалось у Ашота.

Но туркмен уже не смотрел на зоотехника. Он сверлил глазами лицо Зуфара. Нижняя челюсть сардара отвисла, по подбородку, бороде тонким красным ручейком струился почти кровяной сок шашлыка.

А Зуфар, не веря глазам, тоже смотрел на сардара, похожего, как две степные черепахи, на утонувшего калтамана Овеза Гельды.

Но между ними уже втиснулся Хужаев. Положив руку на плечо Ашота и повернув лицо к побагровевшему сардару, он, торопясь и спотыкаясь, заговорил:

— Вождь племени, так сказать… Сардар Овез… э… так сказать… э… отошел от… оставил заблуждения… э… порвал, так сказать, с… теперь на советской работе. Руководитель охраны колхозов от калтаманов. Хороший организатор.

— Здорово! — воскликнул Ашот. Он все еще не мог прийти в себя от изумления. — Пригласили волка защищать барашков!

Он оглянулся. Он искал поддержки у Зуфара, но еще больше растерялся, увидев его лицо: желваки ходили под скулами, глаза застыли, точно увидели опасную гадину. Зуфар пятился к двери, сжав крепко кулаки и пригнувшись в позе кулачного бойца, готового к отпору.