Михаил Шевердин - Тени пустыни

Загорелся царь Арбуз. Все цари держат чудных животных. Царь Индии белых слонов, цари Рима — птицу Рух, цари Китая — драконов. Захотел царь Арбуз зверя. Как говорится: «Куют коня, а лягушка тоже лапу поднимает». Хезарейцы напугались. Зачем в городе чудовище? Еще детей перекусает. Послали в Грецию за философом Платоном, чтобы дал совет царю Арбузу. Платон ждать не заставил. Собрался и приехал. Но не послушался Арбуз самого царя философов Платона. Послал охотников и ловцов в пустыню Дешт — и–Лут. Сколько пропало на облаве хезарейских воинов, и сказать трудно, но зверя поймали и привезли во дворец. Увы, камень всегда падает на голову сироты. Отвернулось счастье от хезарейцев. У кого длинная борода и маленькая голова, тот дурак. У Арбуза была маленькая голова и длинная борода. Для забавы царь прогуливал своего зверя на золотой цепи по улицам и площадям. Всякий, кто хоть раз взглядывал на чудище, смеялся. Такой нелепый зверь: хвост там, где голова, ноги на спине, а спины совсем нет… Но кто начинал смеяться, уже не мог остановиться и смеялся, пока не помирал… А Арбузу нравилось: вот какой у него зверь! Людям смерть, а царю веселье. Не знали хезарейцы, что и делать. Говорят, один глупец бросит камень в колодец, а сто умников не могут его достать. Думали хезарейцы, думали, а пока думали, надвинулась на их город новая беда, еще худшая: пришла с восхода вражья орда и осадила город, так что и мышонок не мог найти лазейку. Иголкой скалу не проломаешь. Посоветовал тогда философ Платон: «Выведите царского зверя на стену и бейте в барабаны». Так и поступили. Едва враги увидели зверя, как начали смеяться. И смеялись до тех пор, пока все не поумирали. Но лучше хезарейцам не стало. Зверь сорвался с золотой цепи и давай бродить по улицам и площадям. Много народу поумирало от смеха. И снова пошли мудрецы к философу Платону за советом. Он сказал: «Найдите большое зеркало и поставьте на площади на видном месте». Откуда у хезарейцев быть зеркалу? Им бы свои ребра прикрыть тряпкой. Только во дворце Арбуза имелось большое зеркало, да не одно, а сотня. Но царь не захотел дать ни одного зеркала из ста своих зеркал. Когда человек проглотит много змей, сам делается змеей. Народ рассердился, убил Арбуза и отнес зеркало на самую большую площадь. Никто не знал, что получится от совета философа Платона, но сказано: курицу оценишь только на блюде. Забрел зверь на площадь, посмотрелся в зеркало и засмеялся. Долго он смеялся. И хвост его, что был вместо головы, смеялся, и спина, которой не было, смеялась, и ноги, что росли на спине, которой не было, смеялись. Хохотал зверь так, что штукатурка со стен сыпалась. Нахохотался вдоволь и подох.

Алаярбек Даниарбек встрепенулся:

— Ну и что?

— А тебе нужно «что»? — заметил Гариб. Его удивила непонятливость Алаярбека Даниарбека. Не понимает человек самых простых иносказаний.

— Да, сказку я твою слушал, а при чем тут ференги — инглизы?

— А при том, что рассказ мой об инглизах.

— Эвва!

— А разве инглиз не похож на зверя царя Арбуза? Разве у инглиза вместо головы не хвост и хвост не вместо головы? И разве у инглиза не все наоборот? И разве ноги у инглиза не растут на спине, которой нет? И разве от одного вида инглиза не погибают в судорогах смеха восточные люди?

— М — да, — протянул неопределенно Алаярбек Даниарбек. — А чего же смеяться? Плакать надо.

— А кто знает, где кончается смех и где начинаются слезы? — сказал Гариб. — Пустил шах в персидское государство зверя, и вот теперь смотри на него и смейся… или плачь!

Староста Мерданхалу вздохнул и сказал:

— Смейся! Стони! Подыхай!.. Жди, когда ференг — инглиз заглянет в зеркало и… Только помни, дорогой гость, никто тебе не говорил у нас, что шаха звали Арбуз, не говорил, что шах спесивый осел. Не подумай чего — то там! Сказка про зверя без спины и с хвостом вместо головы только сказка… А шах у нас хороший, мудрый, добрый. Под мудрым правлением нашего шахиншаха народ процветает и веселится.

И Мерданхалу словно невзначай обвел рукой горькую серебрившуюся в свете луны солью долину, черные шатры, красные искры сиротливых очагов.

Али Алескер не слушал рассказ Гариба. Помещик поспешил уйти подальше от острых, мерцающих в темноте глаз хезарейцев.

Даже в душе Али Алескер не хотел признаваться, что он боится. Но ему очень хотелось уехать из проклятого становища Гельгуоза. Сейчас! Немедленно! Он не понимал, зачем ему здесь сидеть и испытывать страх перед грязными, вшивыми кочевниками. Он совсем было решил уехать.

Но Али Алескер не уехал. Он приказал Шейхвали вынуть из автомобиля кожаные подушки сидений и неплохо устроился около палатки Красного Креста прямо под звездным небом. Даже за сто тысяч рупий Али Алескер не лег бы спать в чадыре. Блохи, клещи, паразиты, запахи пота и прелого войлока его с ума сводили. Вообще лучше лечь спать на открытом месте. С автомобильных подушек можно легко разглядеть любого, кто вздумает подобраться поближе.

Но и ночью Али Алескер на нашел покоя своему усталому, грузному телу. Едва он закрыл глаза, как шум разбудил становище Гельгоуз. Али Алескер вскочил и схватился за оружие.

Оказывается, приехал доктор Петр Иванович, и по этому поводу все кочевье кричало, вопило от радости, смеялось. Собаки устроили дикий концерт. Ослы и мулы орали. Детишки попросыпались и с визгом бегали между разожженных из сухой колючки костров, радуясь конфетам, которые Петр Иванович купил для них на базаре в Мешхеде. Мерданхалу обязательно хотел приготовить угощение, и куры, предназначенные в котел, своим кудахтаньем только увеличивали суматоху.

Однако Петр Иванович сердито попросил потушить костры и предложил всем немедленно лечь спать, а сам пошел в палатку к больному. Стараясь ничем не проявлять раздражения, он осмотрел его.

— Тысячу раз я просил вас, Алаярбек Даниарбек, не лечить без меня. Не хочу, чтобы вы отправляли «ad patres»* моих пациентов. Чем вы изволили пичкать больного?

_______________

* К праотцам.

Петр Иванович сделал арабу укол от сердечной слабости.

— Ваш друг, — сказал он, отведя Али Алескера подальше, — здоровый для своего возраста субъект, но сердце серьезно пошаливает.

— Сделайте все, что нужно! — испугался помещик. — Не могу представить последствий, если… Извините, но вы не знаете, что он представляет собой на Востоке…

— Мне абсолютно безразлично, — рассердился Петр Иванович, — большой человек болен или маленький.

Он не нашел нужным больше разговаривать с бормотавшим извинения помещиком и ушел в сильнейшем раздражении к себе в палатку.

Раздражение у Петра Ивановича вызвал не господин коммерсант своим нетактичным заявлением. На такие вещи доктор давно уже в Персии не обращал внимания. Собака лает — ветер носит. Разозлил Петра Ивановича не кто иной, как Алаярбек Даниарбек.