Энтони Хоуп - Пленник Зенды. Месть Руперта [сборник]

Фриц присоединился к нам в мундире капитана того полка, к которому принадлежало и мое одеяние. В четыре минуты Запт облачился в свой мундир. Иозеф доложил, что лошади поданы. Мы вскочили на них и двинулись быстрой рысью. Представление началось. Каков будет конец?

Утренний воздух освежил мою голову, и я мог понять все то, что Запт говорил мне. Фриц едва говорил, ехал, как человек во сне, но Запт, не упоминая даже о короле, начал сразу объяснять мне самым подробным образом историю моей прошлой жизни, моей семьи, объяснять мои вкусы, стремления и слабости; говорил о друзьях, товарищах и слугах. Он сообщил об этикете при Руританском дворе, обещая постоянно находиться у меня под рукой, чтобы указывать мне на тех, которых я должен знать, и подсказывать мне, с какой степенью благосклонности я должен встречать их.

– Между прочим, – сказал он, – вы католик, надеюсь?

– Нет! – отвечал я.

– Господи, он еретик! – простонал Запт и немедленно начал краткое преподавание обычаев и обрядов римского вероисповедания.

– К счастью, – сказал он, – от вас не будут ждать больших познаний, потому что король известен своим равнодушием и нерадением к этим вопросам. Но вы должны быть как можно любезнее с кардиналом. Мы надеемся перетянуть его на нашу сторону, потому что у него с Майклом давнишняя ссора из-за первенствующего места.

Мы приближались к станции. Фриц настолько отрезвел, что мог объяснить пораженному начальнику станции, что король изменил свой план. Поезд задымил. Мы вошли в вагон первого класса, и Запт, откинувшись на подушки, продолжал свой урок. Я посмотрел на часы – на королевских часах было ровно восемь часов.

– Мне бы хотелось знать, явились ли уже за нами? – сказал я.

– Надеюсь, что они не найдут короля! – заметил Фриц нервно, и на этот раз пожал плечами Запт.

Поезд шел быстро, и в половине девятого, выглянув из окна, я увидел башни и здания большого города.

– Ваша столица, государь! – засмеялся старый Запт, делая движение рукой, и, нагнувшись, положил палец на мой пульс. – Немного ускоренный! – сказал он своим ворчливым тоном.

– Я не каменный! – воскликнул я.

– Ничего! Вы годитесь, – отвечал он, кивнул головой. – Мы скажем, что Фриц заболел лихорадкой. Осуши свою фляжку, Фриц, ради бога!

Фриц исполнил его совет.

– Мы приехали на час раньше, – сказал Запт. – Пошлем вперед объявить о приезде вашего величества, так как никого не будет, чтобы встретить нас. А пока…

– Пока, – сказал я, – король охотно бы позавтракал!

Старик Запт засмеялся и протянул руку.

– Вы Эльфберг, чистокровный Эльфберг! – заявил он. Потом, помолчав и посмотрев на нас, сказал тихо: – Дай бог, чтобы сегодня вечером мы были живы!

– Аминь! – отвечал Фриц фон Тарленхайм.

Поезд остановился. Фриц и Запт выскочили из вагона с обнаженными головами и придержали дверь для меня. Я подавил какое-то волнение, поднимавшееся в горле, поправил шлем и (не стыжусь признаться) вознес к Богу короткую молитву. Потом я вышел на платформу Штрельзауской станции.

Через минуту все превратилось в суету и волнение: прибегали люди с шапками в руках и убегали снова; меня проводили к буфету, посланные поспешно скакали к казармам, к собору, к местопребыванию герцога Майкла. Едва я проглотил последнюю каплю кофе, колокола во всем городе разразились веселым звоном и звуки военной музыки и клики солдат поразили мой слух.

Король Рудольф Пятый вернулся в свой добрый град Штрельзау! И они кричали: «Боже! Храни короля!»

Рот старика Запта сморщился в улыбку.

– Пусть Бог хранит обоих! – прошептал он. – Смелей, мой милый!

И я почувствовал, как его рука пожала мое колено.

С Фрицем фон Тарленхаймом и полковником Заптом, не отстающими от меня, я вышел из буфета на платформу. Последним моим движением было пощупать, под рукой ли револьвер и легко ли сабля ходит в ножнах. Пестрая группа офицеров и важных сановников стояла в ожидании меня, а во главе их высокий старик с военной осанкой, весь в орденах. На нем была желто-красная лента Алой розы Руритании, которая, между прочим, украшала и мою недостойную грудь.

– Маршал Штракенц! – прошептал Запт, и я понял, что нахожусь в присутствии самого знаменитого ветерана руританской армии.

За маршалом стоял невысокий худой человек в широком облачении черного и пунцового цветов.

– Канцлер королевства! – прошептал Запт.

Маршал приветствовал меня немногими искренними словами и затем передал извинения от имени герцога Штрельзауского. Герцог, по-видимому, внезапно занемог, что сделало невозможным его появление на станции, и попросил разрешения ожидать его величество в соборе. Я выразил свое соболезнование, отвечал на извинения маршала очень любезно и принял поздравления многих высокопоставленных особ. Никто не выказал ни малейшего подозрения, и я почувствовал, что успокаиваюсь и что взволнованное биение сердца усмиряется. Но Фриц был все так же бледен, и его рука дрожала как лист, когда он протянул ее маршалу.

Понемногу шествие образовалось, и мы направились к дверям вокзала. Я сел на лошадь, пока маршал держал мое стремя. Гражданские чины направились к своим экипажам, и я двинулся, чтобы проехать по улицам, имея маршала по правую, а Запта (которому, как моему главному адъютанту, это место принадлежало) по левую руку. Город Штрельзау складывается из старого и нового. Широкие современные бульвары и большие дома окружают и огибают узкие, извилистые и живописные улицы прежнего города. В центральных кругах живут люди высшего общества; в средних находятся магазины, а за их богатыми фасадами скрываются пестро населенные, но жалкие кварталы и переулки, наполненные бедным, беспокойным и большей частью преступным людом. Эти социальные и топографические деления совпадали, как я знал из рассказов Запта, с другим делением, более важным для меня. Новый город был за короля; но для старого города Майкл Штрельзауский был надеждой, героем и баловнем.

Зрелище было очень красиво, когда мы, миновав Большой бульвар, направились к широкой площади, где стоит королевский замок. Здесь я находился в среде своих преданных приверженцев. Каждый дом был увешан красной материей и украшен флагами и надписями. По обеим сторонам улиц были поставлены скамьи, и я проезжал между ними, кланяясь направо и налево, под градом криков, благословений и маханья платков. Балконы были покрыты нарядно одетыми дамами, которые хлопали в ладоши, кланялись и кидали на меня самые веселые взгляды. Поток красных роз свалился на меня; один цветок запутался в гриве моей лошади, и я, взяв его, засунул в петлицу мундира. Маршал мрачно улыбался. Я украдкой несколько раз взглядывал на него, но он слишком хорошо владел собой, чтобы показать, был ли он расположен ко мне или нет.