Александр Тамоников - Отряд бессмертных

– Это нам неинтересно. Когда может появиться мурза?

– Коли начнут готовить кушанья, то ясно станет, что скоро.

Баймак взглянул на Бессонова и осведомился:

– У тебя, Гордей, есть еще что спросить?

– Нет, я узнал все, что мне надо. – Он повернулся к княжичу и проговорил: – Дмитрий Владимирович, коли на мурзу проклятого не пойдем, дозволь в ночь к времянке пробраться, поговорить с женой, сыном, узнать, что с дочерью.

– И поднять шум на весь хутор.

– Нет, я аккуратно, тихо.

– Ты-то тихо, а вот как поведут себя жена и дети, услышав голос отца, оставшегося на Москве?

– Я их успокою.

– Давай пока погодим с этим, Гордей. Посмотрим, что и как тут будет, а там и решим, договорились?

– Да, Дмитрий Владимирович.

– Спасибо.

– Не за что. В дозоре Баймак и Дрозд, за ними Новик и Агиш, после Уваров и Нестеров. Смотреть до сумерек. Остальным отдыхать. Но так, чтобы с подъема быть готовыми вступить в бой. И никаких лишних движений. Гордей, проверь!

– Слушаюсь, княжич! – ответил Бессонов. – Сам тоже смотреть буду. Может, и без всякой вылазки Ирину увижу.

– Смотри, – разрешил княжич.

Он бросил в канаву походный мешок, постелил рогожу, улегся на нее, положил под бок саблю и топорик.

Но выспаться Савельеву не удалось. В полдень его разбудил Новик.

– Княжич, вставай!

Дмитрий протер глаза и спросил:

– Что случилось?

– Тебе надо посмотреть, что делается на хуторе.

– Хорошо, скоро буду.

Новик ушел.

Вскоре княжич подполз к посту наблюдения.

– Ну и что тут нового?

– Стряпуха и ее помощница начали томить баранину в большом чане. Рядом еще что-то готовят. Наверное, для охраны.

Савельев оживился и проговорил:

– Значит, мурза нынче появится.

– Похоже на то, – сказал Агиш. – Рубаил ведь говорил нам об этом. Раз начали варить мясо, жди гостей.

– А Гордей отдыхает? Не собирался вроде.

– Нет, княжич, он ушел.

– Что? – воскликнул Савельев. – Как это ушел? Кто разрешил?

– А он и не спрашивал разрешения. Сказал, что сил его нет сидеть здесь. Пойду, дескать. Может, хоть словом перемолвлюсь с женой или сыном.

– Но он же может все дело испортить! Где Гордей сейчас?

– К роднику пошел, – ответил Новик.

– За каким чертом туда?

– Невольников опять вывели, теперь двух баб. Одна из них жена Бессонова. Они воду вроде собрались таскать в корыта для коней.

– Собрались или уже таскают?

– Покуда с мужиками дрова подносят. Во дворе. Но бадьи стоят на скамье.

Чрез некоторое время один из охранников действительно что-то крикнул женщинам. Они взяли бадьи и направились к роднику.

Княжич замер. Что теперь будет?

Бессонов не выдержал ожидания и решил подобраться к времянке. Он выбрал путь через родник, с той стороны трава была выше и гуще. Потом тропа уходила вниз через густые кусты.

Гордей добрался до родника, хотел обойти водоем и услышал шум на дворе большого дома. Он выглянул из кустов, увидел свою Анфису и другую женщину, которые взяли бадьи и направились прямо к роднику.

Дружинник отполз чуть левее. Женщин гнал охранник, и это было плохо. При нем Гордей ничего не мог сделать. Нет, конечно, он, невзирая на боль в груди, уложил бы татарина одним ударом кулака, но тогда поднялся бы шум, обнаружилось бы нападение.

Допустить такого он не мог и едва не закричал от отчаяния. Но вскоре оно переросло в радость. Татарин посчитал ненужным ходить с бабами туда-сюда, решил, что никуда они отсюда не денутся. Он отошел от двора, сел на землю и сложил под собой ноги.

Женщины же подошли к водоему. Спутница Анфисы зачерпнула воду, поставила бадью на траву. К роднику шагнула жена Бессонова.

Он тихо позвал:

– Анфисушка.

Женщина вздрогнула и выронила бадью.

– Ты что, Анфиса? – спросила другая женщина.

– Ой, Анюта, мне показалось, будто Гордей меня позвал.

– Какой Гордей?

– Да муж мой разлюбезный, оставшийся на Москве.

– Много думаешь о нем.

– Много, Анюта, каждый день. В снах живу на родине, в своем доме, с мужем, детьми, радостно, счастливо.

– Тебе не почудилось, Анфисушка, это я, Гордей.

Женщина со стоном опустилась на траву.

– Анфиса, вот он я. – Бессонов выглянул из кустов.

– Господи, Гордеюшка. Откуда же ты взялся? Не сплю ли я?

– Нет, родная, успокойся.

– Как успокоиться? Сердце молотом колотит в груди.

– У меня тоже. Я не могу долго говорить, да и вам тут задерживаться нельзя. Скажи, где Ирина. Власа я поутру видел.

– С нами, Гордеюшка. Приболела она, почти не выходит из времянки.

– Захворала? Серьезно ли?

– Простудилась. У нас тут лекарь свой есть, дает ей отвары. Но ты-то как нашел нас?

– Искал, вот и нашел. А коли правду сказать, то случайно. Власа сильно обижают?

– Терпимо. Других больше, особливо в городе. А мы тут держимся.

– Держитесь, недолго вам осталось в полону быть.

– Ты заберешь нас отсюда?

– Конечно. Слушай, Анфисушка, да подруге своей скажи…

– Да я и сама все слышу и ушам своим не верю, – проговорила Анюта.

– В общем, ведите себя как обычно, во всем подчиняйтесь татарам. Я уйду, но скоро вы будете на свободе. Сейчас не спрашивай ни о чем. Потом поговорим, будет время.

– Господи, Гордеюшка, да как же это?

– Все, родная. Ухожу, и вы ступайте, а то татарин-охранник забеспокоится.

– Да, Гордей, но ноги не идут.

– С силами, Анфисушка, соберись. Надобно держаться так, чтобы никто ничего не заподозрил. А я рядом, не волнуйся.

– А как попал-то сюда?

– Потом, Анфиса, ступай.

Женщины встали, забрали бадьи. И вовремя. Появился татарин, огрел их нагайкой, что-то злобно крикнул.

Бессонов сжал рукоятку сабли и буркнул:

– Рубануть бы тебя, черта басурманского, привыкшего баб беззащитных стегать.

Но сделать он ничего не мог.

Татарин погнал женщин ко двору.

Бессонов отполз, укрылся в небольшой балке, оттуда посмотрел, как бабы второй раз ходили за водой. Теперь охранник не отставал от них, время от времени грозил нагайкою, но так, чисто для острастки.

Бессонов прополз на пост, с удивлением посмотрел на Савельева и проговорил:

– Княжич, ты ведь должен спать. Кто меня выдал? – Он взглянул на Новика и Агиша.

Савельев повысил голос, но в меру, так, чтобы не было слышно на хуторе:

– Кто разрешил тебе уходить с поста?

– Так ведь, Дмитрий Владимирович, мочи не было, жуть как хотелось словом перекинуться с Анфисой, а главное – узнать, что с дочерью.

– Узнал?

– Узнал. Тут она, во времянке. Захворала.

– Серьезно?

– Нет, простуда. Это пройдет.

– Ты знаешь, что я должен сделать с тобой?

– Знаю, княжич, гнать метлой поганой из отряда. Но по-человечьи пойми, никак не мог я оставаться тут.

– По-человечьи? А если бы из-за тебя сорвалось дело?