Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 1.

Было ясно, что рани не рассказывала ему о своих намерениях. Я понимал, что она, очевидно, ожидает ночи, чтобы бежать, но к тому времени наши парни могут оказаться уже перед самыми воротами цитадели. Так я думал, прислушиваясь к звукам выстрелов и взрывов, которые все настойчивее приближались, так что перед заходом солнца они уже раздавались всего в нескольких сотнях ярдов от нас — можете представить, как я кусал ногти, слыша это. Но наступила ночь, а звуки битвы все еще не стихали и я вроде бы слышал нечто, напоминающее отдаленные возгласы на английском, пробивающиеся сквозь вопли и стоны. Ночное небо в одном из окон моей комнаты вдруг окрасилось красным — судя по всему, Джханси умирал в тяжких мучениях.

Не помню, который был час, когда я вдруг услышал скрежетание засова моей темницы и вошел Шер-Хан с двумя стражниками, с факелами в руках. Они бесцеремонно вытащили меня наружу и провели вниз по узким каменным ступеням и переходам в маленький внутренний дворик. Луна еще не взошла, но было уже достаточно светло — над стенами вставало багровое зарево, а воздух был тяжелым от порохового дыма и гари пожаров. Треск мушкетов доносился теперь почти из под самых стен цитадели.

Двор был набит личными гвардейцами рани в красных мундирах, а невдалеке от узких ворот я заметил стройную фигуру верхом на белой лошади, в которой сразу распознал Лакшмибай. Рядом с ней было несколько гвардейцев, тоже верхом и несколько ее придворных женщин — также в седлах, с плотно закутанными в вуали лицами; один из всадников держал перед собой в седле ребенка: это был ее приемный сын Дамодар. Я хотел было уже позвать ее, но Шер-Хан неожиданно остановился рядом, раздался лязг металла и вокруг моей левой лодыжки обвилась цепь. Прежде чем я успел даже запротестовать, он подтолкнул меня к лошади, прорычав: «Лезь, хузур!» и, стоило мне только взобраться в седло, как он продел короткую цепь под брюхом животного и закрепил кандалы на моей правой ноге, так что я был надежно прикован к своему скакуну.

— Какого дьявола? — воскликнул я, но пуштун лишь рассмеялся. Вскакивая на соседнюю лошадь.

— Пришпоривай, хузур! — сказал он. — И не волнуйся, все это — по приказу ее высочества и, несомненно, исключительно для твоей собственной безопасности. Трогай!

И он дернул мой повод, направляя лошадь через площадь; небольшая группка у ворот уже скрылась из виду и через минуту-другую мы понеслись по узкому крутому переулку, сжатому с обеих сторон высокими каменными стенами — Шер-Хан чуть впереди меня и другой пуштун — сразу же за спиной.

Я не знал, что обо всем этом подумать, пока до меня вдруг не дошло: рани не собирается держать свою поездку в полном секрете — ее спутники знают, что принцесса решила бежать, но и не догадываются, что она решила сдаться британцам. Так что для вида я и дальше должен был изображать пленника. Я бы предпочел, чтобы она заранее дала мне какой-нибудь тайный знак и позволила ехать рядом — мне совсем не улыбалось заблудиться в темноте и наткнуться на кавалерию осаждающих.

Однако пока делать было нечего. Наша маленькая кавалькада скакала все вниз по переулкам, то и дело поворачивая, а затем выехала на более широкую улицу — по обе ее стороны горели дома, но не было видно ни души и треск стрельбы становился все глуше. Мы проехали мимо нескольких костров, едва освещающих тьму и какие-то хибары вокруг, и вот впереди показался свет факелов и высокие тяжелые ворота. Рядом с ними толпились еще гвардейцы рани. Я видел, как ее белая лошадь остановилась, а принцесса наклонилась в седле, чтобы посоветоваться с командиром стражи, и ждал, а сердце у меня гулко билось от волнения, пока офицер наконец не отступил в сторону и прорычал приказ. Двое стражников отодвинули тяжелый засов на главных воротах, мгновением позже мы просочились сквозь них и я понял, что копыта лошадей стучат уже по дороге в Орчу.

В тени огромных ворот было темно, как в аду, но в полумиле впереди мерцали огни костров наших пикетов и время от времени виднелись вспышки огня, когда все новые орудия присоединялись к бомбардировке города. Шер-Хан зажал мой повод в кулаке и мы двинулись вперед — сначала шагом, а затем — легкой рысью. Вначале скакать по твердой широкой дороге было легко, но затем смутные фигуры всадников впереди нас вроде бы свернули куда-то вправо, а когда мы последовали за ними, копыта моей лошади вдруг мягко застучали по рыхлой земле — похоже, мы свернули с дороги через майдан — и тут у меня зародились первые сомнения. Зачем мы свернули? Путь к безопасности лежал прямо, вдоль по дороге, где нас должны были ждать пикеты Роуза — рани знала это, даже если ее спутники об этом и не догадывались. Неужели она не понимала, что так мы можем заблудиться и наткнуться на кавалерийские разъезды, которые о нашем появлении не предупреждены? В любом случае время недомолвок прошло — мне пора быть рядом с ней и взять все дело в свои руки — иначе один Бог знает, куда нас занесет. Но стоило мне только напрячься в седле, чтобы ударом каблуков послать своего скакуна вперед, как рука Шер-Хана скользнула от моего запястья к уздечке, блеснула сталь, острие хайберского ножа уткнулась мне прямо между ребер, а пуштун прошипел из темноты:

— Ни звука, Кровавое Копье — одно лишь слово — и второе ты скажешь уже самому шайтану!

Шок от всего этого парализовал меня — но только на мгновение. Это прикосновение восемнадцати дюймов острой, как бритва, стали убедительнее всего превратило мое легкое сомнение в стофунтовую уверенность: что-то идет не так. И прежде чем мы проскакали еще пять шагов, я пришел к самому ужасному выводу: принцесса бежит, это ясно, но не в руки Роузу, как я это планировал — она просто использовала предоставленную мной информацию, но только по-своему! Прозрение обрушилось на меня сплошным хороводом мыслей — я вспомнил все эти ее возражения, ее причитания надо мной, глаза, наполненные слезами, ее губы на моих губах, страстные объятия — так все это было притворство? Но, ради всего святого, этого же не может быть! Она же просто вилась вокруг меня, как сумасшедшая школьница… но сейчас мы все же скакали (и все быстрей) в неизвестном направлении, а нож упирался мне в бок. Неожиданно впереди раздался окрик, потом тревожный вопль, всадники пришпорили коней, шарахнул мушкетный выстрел и Шер-Хан заорал прямо мне в ухо:

— Скачи, феринджи — и скачи прямо, не то я разрежу тебя на кусочки!

Он дернул за уздечку и потянул мою лошадь вперед, так что через секунду я волей-неволей уже летел в полном мраке рядом с ним, а впереди мелькали тени и раздавался топот копыт. Левее прогрохотало еще несколько выстрелов, раздались крики и пули просвистели над головой; я бросил поводья, положившись на чутье своего пони и заметил костры пикета всего в нескольких сотнях ярдов. Но что я мог сделать, когда с одной стороны у меня скакал Шер-Хан, а с другой — еще один пуштун? Я не мог скатиться с седла, даже если бы и решился — все из-за этой дьявольской цепи под брюхом моей лошади. Не мог я и повернуть, иначе нож вонзился бы прямо мне в спину — я мог только нестись галопом, проклиная свою идиотскую наивность и моля Бога, чтобы не наткнуться на клинок или пулю. Куда, черт побери, мы мчимся — может, все это лишь ужасная ошибка? Нет, это предательство, и теперь я точно знал это. Огни пикета переместились ближе к нашему флангу, послышалось еще несколько выстрелов, где-то впереди заржала лошадь и мой скакун перемахнул через какую-то темную массу, бьющуюся на земле, а Шер-Хан по-прежнему несся бок о бок со мной. За нами пропела труба и послышались отдаленные крики; впереди стучали копыта и виднелись смутные силуэты всадников рани, мчащихся изо всех сил. Было ясно, что мы прорвались и с каждым шагом все дальше удалялись от Джханси, Роуза и безопасности.